ФОТОГРАФИЯ ПОМОГАЕТ СТРОИТЬ СОЦИАЛИЗМ

В марте 1922 г. в «Известиях» один корреспондент так рисовал первые внешние проявления нэпа в одном из губернских городов теперешней ЦЧО:
«Когда вы идете по городу, вам бросаются в глаза кафе, парикмахерские и фотографии,— не
обычайное обилие их. У вас невольно создается впечатление, что местный обыватель только тем и занят, что стрижется, причесывается, потом сни
мается и сидит в кафе,— ждет, пока будет готова «моментальная фотография».
Корреспондент правильно определил то место, которое занимала тогда фотография. На шестом году революции—шел 1922 г.—в «социальном
положении» фотографии по сравнению с положе
нием, которое она занимала в дореволюционный период, никаких перемен еще не произошло.
«Фотография для того, чтобы сниматься»-—иного представления о фотографии тогда не было распространено. Фотолюбители в своей массе про
должали «работу» профессионалов, увлекаясь,
однако, кроме портретов, пейзажем и «натюр мортами». В таких рамках развивалась фотография, и рамки эти, несомненно, являлись классовыми, их диктовали вкусы и представления бур
жуазии. И если у нас рамки эти теперь сломлены,
то за границей они строго и ревностно охраняются по сию пору.
Перелистав британский фотографический альманах за 1931 г., мы в тематике и оформлении сним
ков встретили много такого, что британские фото
графы перенесли из восьмидесятых годов прошлого века, что красноречиво говорит о их преданности традициям и необычайной твердости в борьбе со всеми, хотя бы только формальными, «новшествами» в фотографии.
Очень крепко держатся буржуазные традиции и у нас. Когда в 1927 г. в Москве была устроена выставка «10 лет советской фотографии», эта выставка прежде всего показала, что в течение первых десяти лет Октябрьской революции в со
ветской стране по существу еще не была создана подлинная советская фотография, что существовавшая до этих пор фотография остается в значительной мере под влиянием дореволюционной фотографии, что льстивый портрет, овеянный салонной романтикой, и красоты жестоко разрушаемых рево
люцией дворянских гнезд составляет в большой мере ее содержание. Тогда же при подведении итогов выставки произошел «раскол» фотографии, положивший начало объединению и новому накоплению подлинно советских фотографических сил.
Дальнейший рост пролетарского общественного внимания к фотографии, рост политической за
остренности при постановке различных вопросов в фотолитературе («Советское фото» с 1929 г., его альманахи за 1929 и 1930 гг.)—все это при
вело к значительным, хотя еще и отнюдь не завершенным сдвигам, в корне меняющим со
держание и приемы оформления советской фотографии по сравнению не только с дореволюцион
ным периодом, но и с тем, что характеризовало фотографию не то. что пять, а буквально, тридва года назад. Правда, еще имеются в большом числе «высокороднейшие» фотоателье «рафаэлей», «Рембрандтов» и «рубенсов», которые продолжают сеять в массах пошлейшие фотографические вкусы.
Многие тысячи фотолюбителей продолжают усердно истреблять ценные фотографические материалы на съемку «красивеньких видиков» и всякой другой поистине любительской чепухи. Но уже миновала необходимость доказывать, что эти «Рембрандты
и «видики»—лишь пережитки прошлого, отнюдь не характеризующие лицо и не определяющие основ
ных направлений развития нашей фотографии; что линия роста советской фотографии целиком совпа
дает с общим направлением социалистического строительства; что именно на фронте нашего развернутого социалистического наступления фотогра
фические средства и силы получают необычайно разнообразное применение, в свою очередь обеспе
чивающее фотографии небывалый рост ее обще-- ственного значения.
В условиях социалистического строительства фотография находит прямой стык с печатью. И перед фотографией, как перед печатью, выдвигается задача быть «не только коллективным пропа
гандистом и коллективным агитатором, но также и коллективным организатором». Фотографические снимки, обусловливающие борьбу за «пять в че
тыре», так же как и газету, «можно сравнить с лесами, которые строятся вокруг возводимого здания, намечают контуры постройки, облегчают сношения между отдельными строителями, помогают им распределять работу и обозревать общие ре
зультаты, достигнутые организованным трудом(Ленин). Советская фотография пока что наи
лучшим образом выполняет лишь последнюю функцию,—• помогает обозревать достигнутые ре
зультаты, показывает вновь отстроенные гиганты индустрии и фабрики, досрочно выполнившие пятилетку, растущие МТС и передовые колхозы. Наглядный показ успехов социалистического строи
тельства мобилизует строителей на умножение этих успехов и наносит сокрушительный удар нытикам и маловерам. Но для активного участия в социалистическом наступлении одного такого показа результатов недостаточно, — фотография располагает средствами показывать не только до
стижения в виде вновь воздвигнутых заводских корпусов, совхозных и колхозных построек, новых клубо!В, больниц, санаторий и т. д„ фотография может и обязана кроме этого распространять лучшие опыты борьбы за достижения. Стены, трубы, машины новых заводов и фабрик произ
водят на нас огромное организующее нашу волю впечатление, но вместе с тем, они молчат о борьбе, в которой воздвигнуты, молчат о трудностях, которые были преодолены в процессе строитель
ства, ничего не говорят о путях преодоления этих трудностей. Совершенно очевидно, что важнейшей задачей нашей фотографии на данном этапе явля
ется — «облегчить сношения между строителями», одним передать опыт других, показать не только рост лесов и этажей на новостройках, но и показать, как достались успехи, путем каких технических, рационализаторских и организационномассовых мероприятий. Объектив советского фотографа, желающего активно участвовать в соци
алистической стройке, уже не может скользить по поверхности, ои должен проникать в суть ве
щей и показывать не только «первый красный обоз, организованный в К[-м районе колхозом