ТЕАТР СТРАНЫ ХРИЗАНТЕМ [*)].
ХАНАМИЦИ ИЛИ ДОРОГА ЦВЕТОВ.
Это то, чем резко отличается устройство театра японского от театра европейского. «Дорога цветов» это продолжение сцены, узкие мостики, идущие с правой стороны от нее через всю длину партера, над головами публики. Это тот путь, на котором пульсирует жизнь драмы, по которому приближается рок к действующим лицам на сцене, ничего еще не подозревающим и безмятежно болтающим. По этой дороге шествует несчастье, судьба подстерегает обреченных, и зрители наблю
дающие, как она медленно подкрадывается к своим жертвам, невольно сливаются с драмой, и впе
чатление от нее усиливается по мере того, как одно действие сливается с другим. Лицо оскор
бленное, испытавшее горе или опозоренное и оклеветанное на сцене, проходит совсем близко от зрителей по этой «дороге цветов», и они могут наблюдать в его походке и на его лице страдание, отчаяние, горе или стыд.
СТАРИННЫЕ ПЬЕСЫ.
В старинных пьесах почти исключительно представлены битвы, нападения, убийства, месть — картины кровавых времен. Я до сих пор вижу перед собой, пишет
Келлерман, окровавленных людей в их белой одежде смерти, как они тащатся по «дороге цветов», отчаянно защищаются и умирают. Кровь представлена целым потоком
[*)] Ленинградское издательство «Мысль» выпустило книгу Бернгарда Келлермана «Страна хризантем». В ней находим ряд лю
бопытных страниц о японском театре. Сейчас, накануне приезда японского театра «Кабуки
в СССР, строки Келлермана представляют особенный интерес.
красных шелковых нитей. Вся неумолимая жестокость тех отдаленных времен воспроизводится в этих страшных сценах, когда после убийства выбрасываются на сцену голова и окровавленные члены убитого. В одной старой пьесе, относящейся к первичному периоду литературы: отрубленная
голова была воткнута на копье, и, когда пришел сын убитого, то веки мертвой головы стали при
подниматься, и посиневшие губы раскрылись.
Копье стояло перед черной занавеской, и актеру с невероятной ловкостью удалось незаметным образом просунуть свою голову на место восковой маски, и когда эта отрубленная голова вдруг заговорила, зрители содрогнулись.
УХОД ЗА КОВРОМ.
Просто и легко разрешил японский театр вопрос об «убиенных». Убитые, рассказывает Келлерман, или удаляются прочь со сцены, чтобы не мешать дальнейшему действию, или же, боль
шею частью, убегают сами за ковром, который держит перед ними театральный служитель. Но это нисколько не нарушает впечатления: убитый сра
жался с такой потрясающей силой и умирал так естественно, что он должен быть мертв и остается мертвым, хотя бы он и ожил снова перед глазами зрителей. Или другой пример: приходит театраль
ный служитель и расстилает одеяло перед убитым, и мертвец убегает, закрывшись одеялом. Это не смущает зрителей. Пусть он бежит, он ведь всетаки мертв, он был убит...
Таким образом «нас возвышающий обманизъят из употребления.
„КОШКИ ОДАСАКИ“.
Так называется одна из японских драм. Келлерман видел ее «несколько раз» и подробно рассказывает содержание самого примечательного из ее действий.