оказывается приемлемым для наших дней потому, что в «комедии этой» изображается, как слуги ловко дурачат своих господ. Ну, что вы скажете о такой «идеологии»? После этого не очень удивляешься, когда узнаешь из отзывов в двух Киев
ских газетах, что действие «Псиши» происходит
в царствование... Елизаветы Петровны. А что надо делать — плакать или смеяться — читая вот такие,
примерно, строки: «Прекрасную игру дала актриса В...» или «актриса Д. отличается, прежде всего, сд е р жан н о с т ь ю, даю
щей ей возможность не подчеркивать тех эффектов, которые рассчитаны на зрителя, но не выявляют настоящей идеи пьесы», и еще об этой же актрисе и
в полной уверенности, что это в похвалу ей:— «И характерные и трагические моменты проведены с присущей ей сдержанностью». Не плохо и такое: «Розита по
лучила право на жизнь на сцене исключительно
благодаря тому, что при посредстве этой пьесы можно показать внешние зрелищные моменты».
Следовало бы смеяться, читая эти строки, но, памятуя о том, что они напечатаны в одном из Киевских изданий (Киевском, а не в каком-нибудь Краснококшайском) приходится, кажется, плакать.
Все отвратительные черты старого времени и старых рецензентских обычаев проявляются и в наши дни, — в нравах современных провинци
альных критиков. По традиции хвалят героиню и героя и вообще «первых сюжетов», совершенно не обращая внимания на молодежь. Попрежнему разбор актерского исполнения ограничивается постановкой «отметок»: «хорошо», «сносно», «блестяще», «замечательно». До сих пор живет трафаретная фраза: «На общем тусклом ансамбле при
ятно выделяется имя рек». Оценка режиссерской работы на самом последнем месте и не идет дальше трафаретных замечаний: «Пьеса поставлена гладко» или «Спектакль тщательно проработан». Зато, какая фанаберия, когда приходится провинциальному критику «сметь свое суждение иметьо последней драматургической новинке! Если поверить провинциальным рецензентам, то все оди
наково дурны и Ромашев, и Файко, и Глебов, и Биль-Белоцерковский, и все прочие. А столич
ные режиссеры! Стоит ли с ними церемониться! Один так и написал, что «Мандат» в постановке и в исполнении Мейерхольдовского театра куда хуже, чем в трактовке и в передаче местного режиссера и местных актеров.
Можно было бы до бесконечности длить список нелепостей, чудачеств и невежества, обнаруживаемых даже при беглом обзоре провинциальной театральной печати. Но стоит ли? Разве и при
веденного недостаточно для того, чтобы сказать, что никакого праздника на рецензентской улице не следует праздновать. Учиться надо, воспиты
вать художественный вкус и сдавать экзамены по политграмоте, а не юбилеи праздновать им—провинциальным рецензентам!
ЮРИЙ СОБОЛЕВ.
САККО И ВАНЦЕТТИ КАЗНЕНЫ! ПРОКЛЯТИЕ УБИЙЦАМ! ДОЛОЙ ПАЛАЧЕЙ РАБОЧЕГО
КЛАССА! ДОЛОЙ ДИКТАТУРУ БУРЖУАЗИИ!
актера, который, браня рецензентов и утверждая, что он «из принципа» не читает газетных отзывов, в то же самое время не имел бы достаточно пухлого альбома, в котором не обретались бы в тща
тельно наклеенном виде рецензии о нем этих же самых газет. Но и памятуя об исконном этом актерском лицемерии, я должен признать, что в основе недоброжелательства, таящегося у акте
ра по отношению к рецензенту, лежит зерно истины.
Что такое провинциальный рецензент и какова его, так сказать, природа? Провинциальный теарецензент есть существо недоброжелательное, озлобленное и часто малограмотное. Революция, ко
торая перетряхнула как-будто бы сверху донизу весь редакционный аппарат любой провинциаль
ной газеты, милостиво миновала те задворки, на которых расположен отдел «Театр и Музыка». Это именно задворки провинциальной газеты: отделу этому и место отводят самое незначитель
ное и ставят его далеко не ежедневно, чуть что—
сейчас же летит вон «Театр и Музыка», а не что-нибудь другое вроде, например, «Дневника происшествий». Во всех отделах сотрудничают люди совершенно определенной политической окраски и общественной, так сказать, квалификации, а в театральном отделе — или никому неведомые молодые люди, подозрительно напоминающие последышей царевококшайских эстетов (этакие эпигоны дендизма на очень провинциальной почве) или злостные старикашки, в прошлом второсортные репортеры.
Как и до революции, так и теперь живет крепко в редакционных верхах убеждение, что о театре может писать всякий, это - мол не поли
тика и даже не городская жизнь. Но революция сделала поправку к этому традиционному верхо
глядству: писать о театре может всякий, но пусть этот «всякий» пишет и о театре «с идеологией». И вот ехидный старичек, которого до октября 1917 г. держали на описаниях пожаров, но кото
рый почему то считался «любителем театра», получил право разносить актеров и авторов, он стал «критиком». И тогда получаются анекдоты, вроде нижеследующего: рецензент одной солидной украинской газеты, отказав Ромашеву в «современности» и не найдя революционной идеологии в «Конце Криворыльска», обнаружил и современ
ность и требуемую идеологию в «Маркитанке Сигаррет» !
Следовало бы переквалифицировать этих строгих судей, безграмотному и придирчивому вкусу
которых отданы на правеж большинство провинциальных театров. Примеры вопиющей безграмот
ности провинциальных рецензий - безграничны.
На этих же страницах в свое время напечатано было немало образчиков свободного обращения с синтаксисом, с логикой и со здравым смыслом. Но эта безграмотность становится еще более ра
зительной, когда отсутствие знаний и понимания элементарных в театре вещей подменивается само
уверенностью «идеологических» рассуждений. Вот не угодно-ли? «Укрощение строптивой» Шекспира