всех», — говорит Ленин в статье о Толстом (1910 г.),— «нужна борьба и борьба против такого общественного строя, который осудил миллионы и десятки миллионов на темноту, забитость, ка
торжный труд и нищету, нужен социалистический переворот». Поэтому правильная оценка художе
ственного явления (Ленин конкретно говорит в данном случае о Толстом) возможна только с точки зрения того класса, который доказал свое призвание быть вождем в борьбе за освобождение масс от эксплоатации, возможна только с точки зрения пролетариата». Такая точка зрения разъяснит массам чрез искусство критику капитализма—
«не для того, чтобы массы ограничились прокля
тиями по адресу капитала и власти денег, а для
того, чтобы они научились опираться на каждом шагу своей жизни и своей борьбы на технические и социальные завоевания капитализма, научились сплачиваться в единую миллионную армию социалистических борцов, которые свергнут капитализм и создадут новое общество без нищеты народа, без эксплоатации человека».
С изумительной исключительно ленинской простотой, ясностью и убедительностью здесь в нескольких строках дана целая программа художе
ственного поведения. Вот что такое массовое искусство, вот чем должно руководиться при оценке произведений художественного прошлого, вот как надо это прошлое использовать, классово раскры
вать и диалектически преодолевать. В этой формуле кристальная, математически точная мудрость
ленинизма. Железная логика живого марксизма. Ни вправо, ни влево, а только так — по ленинскому пути.
Целый ряд художников и скульпторов, кинооператоров и фотографов, рисовавших, лепивших и снимавших Ленина, хранят в своей памяти воспоминания, сопровождавшие эту работу и впечатления своих встреч с великим вождем. Госиз
дат приступил к систематизированию этого мате
риала и к изданию его отдельными сборниками. Первый из них недавно вышел.[1)]
***
Художник И. К. Пархоменко рассказывает:
«Ровно в десять часов утра,—это было в ноябре 1921 года—я явился в кабинет Ленина со складным мольбертом, с полотном и красками.
Владимир Ильич уже был за работой и поздоровался со мной, почти не отрываясь от бумаг.
Тем не менее, пока я устанавливал мольберт и накладывал на палитру краски, он время от времени перекидывался со мной отрывистыми фразами, задавая больше вопросы. Когда же я при
готовился и произнес, что уже могу приступить к работе, Владимир Ильич оторвался от бумаг, положил на стол перо и спросил, где и как ему сесть. Я выбрал ему место и указал позу. И мы начали наш сеанс.
В самом начале моей работы доложили о приходе Цюрупы, с которым я уже познакомился В лифте, когда поднимался к Ленину. Затем вошел Свидерский. После него, сменяя один другого, потянулись другие посетители, были даже иностранцы, с которыми Владимир Ильич довольно свободно говорил на их языке.
Между прочим, в начале сеанса мы с Владимиром Ильичем условились, что он сядет сбоку
[1)] «Ленин в зарисовках и воспоминаниях художников». Госиздат.
стола, поближе ко мне, а для посетителей поставит кресло между мной и собой, с таким расче
том, чтобы я, когда он будет с ними говорить, мог писать его в три четверти. Для некоторых посе
тителей Владимир Ильич оставлял позирование и возвращался к столу.
В тот же день я писал Владимира Ильича чуть ли не с половины одиннадцатого до четырех
часов, наблюдая и изучая его страшно подвижное и богатое самой разнообразной мимикой лицо.
В промежутках, когда никого не было, и когда он отрывался от своей работы и перебирал на столе бумаги, мы говорили с ним о разных житейских делах, о литературе, о живописи, о Париже и о Петрограде.
Вспоминаю, что, когда я упомянул об одном шумливом поэте наших дней, Ленин сказал, что «воспитанный на Некрасове», он таких поэтов не понимает. Между прочим, я сообщил ему, что когда я начал писать свою галлерею, профессор Венгеров, советовавший мне поехать за гра
ницу писать Плеханова, Крапоткина и Ленина, сказал мне в заключение: «П л е х а-
нов, сами знаете, какого значения величина; Крапоткин—стар, не сегодня-завтра умрет, а
Ленин не сегодня-завтра выше того и другого поднимется».
Владимир Ильич на это слегка улыбнулся, и его лучезарные морщинки возле глаз еще раз запечатлелись в моей памяти.
Тогда мы говорили также о живописи и о художниках.
— Много-ли художников рисовало вас?— интересовался я.
Владимир Ильич отрицательно покачал головой.
— Лепила одна иностранка, да делал каранда
шем наброски один художник вот с такой боро
торжный труд и нищету, нужен социалистический переворот». Поэтому правильная оценка художе
ственного явления (Ленин конкретно говорит в данном случае о Толстом) возможна только с точки зрения того класса, который доказал свое призвание быть вождем в борьбе за освобождение масс от эксплоатации, возможна только с точки зрения пролетариата». Такая точка зрения разъяснит массам чрез искусство критику капитализма—
«не для того, чтобы массы ограничились прокля
тиями по адресу капитала и власти денег, а для
того, чтобы они научились опираться на каждом шагу своей жизни и своей борьбы на технические и социальные завоевания капитализма, научились сплачиваться в единую миллионную армию социалистических борцов, которые свергнут капитализм и создадут новое общество без нищеты народа, без эксплоатации человека».
С изумительной исключительно ленинской простотой, ясностью и убедительностью здесь в нескольких строках дана целая программа художе
ственного поведения. Вот что такое массовое искусство, вот чем должно руководиться при оценке произведений художественного прошлого, вот как надо это прошлое использовать, классово раскры
вать и диалектически преодолевать. В этой формуле кристальная, математически точная мудрость
Ленин.Б. Королев (дерево).
Музей Института Ленина в Москве.
ленинизма. Железная логика живого марксизма. Ни вправо, ни влево, а только так — по ленинскому пути.
ЭМ. БЕСКИН.
ЛЕНИН В ВОСПОМИНАНИЯХ РАБОТНИКОВ ИСКУССТВ.
Целый ряд художников и скульпторов, кинооператоров и фотографов, рисовавших, лепивших и снимавших Ленина, хранят в своей памяти воспоминания, сопровождавшие эту работу и впечатления своих встреч с великим вождем. Госиз
дат приступил к систематизированию этого мате
риала и к изданию его отдельными сборниками. Первый из них недавно вышел.[1)]
***
Художник И. К. Пархоменко рассказывает:
«Ровно в десять часов утра,—это было в ноябре 1921 года—я явился в кабинет Ленина со складным мольбертом, с полотном и красками.
Владимир Ильич уже был за работой и поздоровался со мной, почти не отрываясь от бумаг.
Тем не менее, пока я устанавливал мольберт и накладывал на палитру краски, он время от времени перекидывался со мной отрывистыми фразами, задавая больше вопросы. Когда же я при
готовился и произнес, что уже могу приступить к работе, Владимир Ильич оторвался от бумаг, положил на стол перо и спросил, где и как ему сесть. Я выбрал ему место и указал позу. И мы начали наш сеанс.
В самом начале моей работы доложили о приходе Цюрупы, с которым я уже познакомился В лифте, когда поднимался к Ленину. Затем вошел Свидерский. После него, сменяя один другого, потянулись другие посетители, были даже иностранцы, с которыми Владимир Ильич довольно свободно говорил на их языке.
Между прочим, в начале сеанса мы с Владимиром Ильичем условились, что он сядет сбоку
[1)] «Ленин в зарисовках и воспоминаниях художников». Госиздат.
стола, поближе ко мне, а для посетителей поставит кресло между мной и собой, с таким расче
том, чтобы я, когда он будет с ними говорить, мог писать его в три четверти. Для некоторых посе
тителей Владимир Ильич оставлял позирование и возвращался к столу.
В тот же день я писал Владимира Ильича чуть ли не с половины одиннадцатого до четырех
часов, наблюдая и изучая его страшно подвижное и богатое самой разнообразной мимикой лицо.
В промежутках, когда никого не было, и когда он отрывался от своей работы и перебирал на столе бумаги, мы говорили с ним о разных житейских делах, о литературе, о живописи, о Париже и о Петрограде.
Вспоминаю, что, когда я упомянул об одном шумливом поэте наших дней, Ленин сказал, что «воспитанный на Некрасове», он таких поэтов не понимает. Между прочим, я сообщил ему, что когда я начал писать свою галлерею, профессор Венгеров, советовавший мне поехать за гра
ницу писать Плеханова, Крапоткина и Ленина, сказал мне в заключение: «П л е х а-
нов, сами знаете, какого значения величина; Крапоткин—стар, не сегодня-завтра умрет, а
Ленин не сегодня-завтра выше того и другого поднимется».
Владимир Ильич на это слегка улыбнулся, и его лучезарные морщинки возле глаз еще раз запечатлелись в моей памяти.
Тогда мы говорили также о живописи и о художниках.
— Много-ли художников рисовало вас?— интересовался я.
Владимир Ильич отрицательно покачал головой.
— Лепила одна иностранка, да делал каранда
шем наброски один художник вот с такой боро