его влияния, встретился лицом к лицу в своих залах с теми, чьей свободе и правам на счастье, свет и красоту он служил лучшими своими силами неустанно более века. Эта новая, потоком хлынувшая хаоса лю
дей, для которых театр—место, где они находят не только радость и про
свещение, но и обновление своих усталых душ—ecтественно еще не привыкла разбираться в тех сложных ху
дожевтвенных формах, которых достиг театр и драматическая литература, в тех символах и образах, которые тре
буют более утонченного органа восприятия, чем может быть у людей, веками исторического, насилия отор
ванных от всякого соприкосновения с культом художественной красоты. Им радо помочь разбираться не только в том, ЧТО ОНИ ВИДЯТ, но и в их личных переживаниях воспринятого. Они чут
че, чем многие избранные, реагируют на все талантливое, на вое освещен
ное глубокой мыслью, искренним убеждением, красотой созвучия, но сплошь да рядом мучительно ищут ответов на те вопросы, которые подымаются в их душах под могучим влиянием музыки или драмы.
Надо постараться угадать эти вопросы и помочь на них ответить. Эта за
дача взята на себя издавна
критикой, стоящей вне театра. В ее права высшего суда наш орган не намерен вторгаться. Мало того: «Культура театра» определенно не допу
стит на своих страницах каких
бы то ни было личных выступлений тех или других деятелей искусства против хотя бы самых несправедливых нападок. Ка
кая-либо защита иным способом, кроме фактического установления того,
что было в действительности, в лич
ных вопросах, даже самых острых, peдакцией на этих страницах допущена не будет. Но каждый театр в целом в праве объяснить своему зрителю истинный свой облик, свой художествен
ный символ веры, свое отношение к художественной трактовке того или другого воспроизводимого на его сцене творения писателя или композитора,
тот угол зрения, под которым он его претворяет в сценическое действие, наконец, то, что он в нем видит или
вскрывает перед зрителем. Этого права объяснения никто не отнимает у любого, автора, художника, композитора, актера, по отношению к их творчеству. Их мемуары, статьи и вос
поминания, даже письма, драгоценнейший материал для понимания их про
изведений, школ, ими создаваемых, их творческой индивидуальности,—и материал гораздо более значительный,
чем статьи о них величайших крити
ков. Иногда критик блеском своего та
ланта придает блеск объекту своего разбора. Иногда, обратно.
Наша задача—не крышка, с одной стороны, и не борьба с нею—с дру
гой. Мы хотим, чтобы тог стеклянный дом, каким является всякий театр, был
внутри освещен ровным и не обманывающим светом. Такого пра
ва, имеющегося у каждой отдельной
творческой личности, нельзя отнять и у целого творческого собирательного лица—у театра.
Другое дело—общие вопросы искусства. В них, отстаивая ту художе
ственную платформу, на которой стоит тот или иной театр, мы оставляем за собой широкое право свободной защиты наших программ в пределах их идеологической сущности. Конечно, и здесь мы, поскольку это ока
жется возможным, будем избегать формы споров и возражений, так как на
ша задача не убеждать кого угодно в том, что они ошибаются, или в Том, что наша вера, единая истинная, а оставить будущему, так сказать, портреты наших театров, написанные ими
самими, и этим хоть отчасти защитить театр от роком назначенной ему судьбы жить для будущего лишь в преломлении в других душах.
Нам важно иметь возможность громко исповедать то, во что мы верим.
Театр до сих пор точно выставленный на показ человек со связанными ру
ками и замкнутым ртом, прикованный к столбу. Одни любуются его красо
той, другие отрицают ее, одни целуют его ноги, другие плюют ему в лицо.
Уходя от него, говорят о нем все,
что придет в голову. Его передают из рук в руки, производят над ним всякие эксперименты. С этим по
ра кончить. Надо предоставить ему право свободного освеще
дей, для которых театр—место, где они находят не только радость и про
свещение, но и обновление своих усталых душ—ecтественно еще не привыкла разбираться в тех сложных ху
дожевтвенных формах, которых достиг театр и драматическая литература, в тех символах и образах, которые тре
буют более утонченного органа восприятия, чем может быть у людей, веками исторического, насилия отор
ванных от всякого соприкосновения с культом художественной красоты. Им радо помочь разбираться не только в том, ЧТО ОНИ ВИДЯТ, но и в их личных переживаниях воспринятого. Они чут
че, чем многие избранные, реагируют на все талантливое, на вое освещен
ное глубокой мыслью, искренним убеждением, красотой созвучия, но сплошь да рядом мучительно ищут ответов на те вопросы, которые подымаются в их душах под могучим влиянием музыки или драмы.
Надо постараться угадать эти вопросы и помочь на них ответить. Эта за
дача взята на себя издавна
критикой, стоящей вне театра. В ее права высшего суда наш орган не намерен вторгаться. Мало того: «Культура театра» определенно не допу
стит на своих страницах каких
бы то ни было личных выступлений тех или других деятелей искусства против хотя бы самых несправедливых нападок. Ка
кая-либо защита иным способом, кроме фактического установления того,
что было в действительности, в лич
ных вопросах, даже самых острых, peдакцией на этих страницах допущена не будет. Но каждый театр в целом в праве объяснить своему зрителю истинный свой облик, свой художествен
ный символ веры, свое отношение к художественной трактовке того или другого воспроизводимого на его сцене творения писателя или композитора,
тот угол зрения, под которым он его претворяет в сценическое действие, наконец, то, что он в нем видит или
вскрывает перед зрителем. Этого права объяснения никто не отнимает у любого, автора, художника, композитора, актера, по отношению к их творчеству. Их мемуары, статьи и вос
поминания, даже письма, драгоценнейший материал для понимания их про
изведений, школ, ими создаваемых, их творческой индивидуальности,—и материал гораздо более значительный,
чем статьи о них величайших крити
ков. Иногда критик блеском своего та
ланта придает блеск объекту своего разбора. Иногда, обратно.
Наша задача—не крышка, с одной стороны, и не борьба с нею—с дру
гой. Мы хотим, чтобы тог стеклянный дом, каким является всякий театр, был
внутри освещен ровным и не обманывающим светом. Такого пра
ва, имеющегося у каждой отдельной
творческой личности, нельзя отнять и у целого творческого собирательного лица—у театра.
Другое дело—общие вопросы искусства. В них, отстаивая ту художе
ственную платформу, на которой стоит тот или иной театр, мы оставляем за собой широкое право свободной защиты наших программ в пределах их идеологической сущности. Конечно, и здесь мы, поскольку это ока
жется возможным, будем избегать формы споров и возражений, так как на
ша задача не убеждать кого угодно в том, что они ошибаются, или в Том, что наша вера, единая истинная, а оставить будущему, так сказать, портреты наших театров, написанные ими
самими, и этим хоть отчасти защитить театр от роком назначенной ему судьбы жить для будущего лишь в преломлении в других душах.
Нам важно иметь возможность громко исповедать то, во что мы верим.
Театр до сих пор точно выставленный на показ человек со связанными ру
ками и замкнутым ртом, прикованный к столбу. Одни любуются его красо
той, другие отрицают ее, одни целуют его ноги, другие плюют ему в лицо.
Уходя от него, говорят о нем все,
что придет в голову. Его передают из рук в руки, производят над ним всякие эксперименты. С этим по
ра кончить. Надо предоставить ему право свободного освеще