торыя настолько прозорливы, что могутъ остановиться на полпути дѣйствія, чтобы поразмыслить, нѣтъ ли опасности.
Сурдининъ. Поистинѣ, надобно удивляться, что вы, несмотря на вашу молодость, судите такъ благоразумно.
ЯВЛЕНІЕ ДЕСЯТОЕ.
Тѣ же и Крупицынъ.
Крупицынъ (входитъ и садится противъ Наташи). Сожалѣю, что не удалось нынче слушать игру вашего дядюшки.
Наташа. Онъ очень рѣдко играетъ при другихъ, а потому почти всегда неудачно. А вы продолжаете заниматься музыкой? Крупицынъ. Продолжаю, но не съ такой охотой, какъ прежде. Наташа. Отчего же?
Крупицынъ. Нѣтъ соревнованія, не съ кѣмъ посовѣтоваться, не съ кѣмъ поиграть. А чтобы достигнуть пріятной игры, надобно
играть дуэты. (Къ Сурдинину). Вотъ хотя бы Василій Васильевичъ мнѣ помогъ въ этомъ.
Сурдининъ. Съ удовольствіемъ, но васъ никогда нельзя застать дома: вы цѣлый день заняты службой.
Наташа. Насъ неохотно и очень рѣдко посѣщаете!
Крупицынъ. Напротивъ, у васъ мнѣ всегда очень пріятно; но часто бывать какъ-то совѣстно: вашъ дядюшка любитъ спокойствіе.
Наташа. Онъ всегда радъ вашему посѣщенію. Вотъ съ нимъ играли бы вдвоемъ!
Крупицынъ. Охота къ музыкѣ у меня что-то пропадаетъ. Въ свободныя минуты люблю мечтать.
Наташа. О чемъ же вы мечтаете?
Крупицынъ. О томъ, что для меня—несбыточное дѣло.
Наташа. Я слышала отъ другихъ, что человѣкъ можетъ достигнуть всего желаемаго, если начнетъ правильно дѣйствовать.
Крупицынъ. А кто можетъ дать совѣтъ дѣйствовать правильно? Наташа. Здравый разсудокъ.
Крупицынъ. А если разсудокъ отуманенъ какимъ-нибудь чрезмѣрнымъ увлеченіемъ.
Наташа. Напримѣръ?
Сурдининъ. Напримѣръ, любовью.
Наташа. Я не повѣрю, чтобы господинъ Крупицынъ могъ влюбиться.
Крупицынъ. Значитъ, вы меня считаете за камень?
Наташа. Человѣкъ, занятый дѣломъ, далекъ отъ того, чтобы влюбляться. Но когда вы сознаетесь сами, я буду на васъ смотрѣть какъ на влюбленнаго.
Сурдининъ. И не ошибетесь!