Сурдининъ. Благоговѣю передъ вашими сужденіями, передъ вашимъ благоразуміемъ и откровенностью вашего сердца.
Наташа. За что вы меня хвалите? Вамъ бы слѣдовало быть недовольнымъ мною.
Наташа. А за то, что еще доселѣ не могу исполнить вашу просьбу насчетъ Венгерки.
Сурдининъ. Мнѣ бы только списать. Гдѣ вашъ дядюшка хранитъ ее?
Наташа. Запираетъ въ сундукъ или въ комодъ, а ключи носитъ съ собой. Ничего невозможно сдѣлать. Да я бы, конечно; и
не рѣшилась тайно, безъ вѣдома его передать вамъ. (Оба уходятъ въ другую комнату.)
ЯВЛЕНІЕ ПЯТОЕ.
Кошедарова (входитъ. За -нею Цыгановъ). Comme il fait chaud! Цыгановъ. Certainement! Оттого что здѣсь были сейчасъ влю
бленные! (Садятся.)
Кошедарова. Peut-être. По моему мнѣнію, monsieur Сурдининъ способенъ увлекаться!
Цыгановъ. Il me semble, что онъ добивается только Венгерки. Кошедарова. Sans doute. Онъ очень хорошо знаетъ, что эта Natalie его не стоитъ. Что въ ней! Недостаточно имѣть красивое личико и увертливый станъ. Надобно, чтобы въ этомъ личикѣ была поэзія, чтобы въ этомъ станѣ была грація, чтобы въ глазахъ
было небо, чтобы взоръ такъ и выражалъ страсть, огонь... (Старается это выразить.) Не правда ли?
Цыгановъ. Вполнѣ согласенъ, особенно видя передъ собой образецъ этой поэтической красоты.
Кошедарова. Вы говорите отъ души? Цыгановъ. Какъ и всегда.
Кошедарова. А образованіе! Развѣ безъ него дѣвушка можетъ имѣть истинную прелесть? Natalie нигдѣ не училась и сознается въ томъ, что читаетъ только „Ниву“, шьетъ платья, ходитъ по церквамъ и занимается хозяйствомъ, то-есть цѣлый день проводитъ въ грязной работѣ. Не повѣрите, какъ мнѣ было непріятно выслушивать ея образъ жизни, мнѣ, эмансипированной дѣвицѣ, вы
Кошедарова. При моемъ образованіи я не иначе вышла бы замужъ, какъ за человѣка свѣтскаго, цивилизованнаго. Тогда мой мужъ былъ бы вполнѣ счастливъ. Я окружила бы его проблематическою обстановкой, гуляла бы съ нимъ тентентнымъ и вальяж
Наташа. За что вы меня хвалите? Вамъ бы слѣдовало быть недовольнымъ мною.
Сурдининъ. За что же?
Наташа. А за то, что еще доселѣ не могу исполнить вашу просьбу насчетъ Венгерки.
Сурдининъ. Мнѣ бы только списать. Гдѣ вашъ дядюшка хранитъ ее?
Наташа. Запираетъ въ сундукъ или въ комодъ, а ключи носитъ съ собой. Ничего невозможно сдѣлать. Да я бы, конечно; и
не рѣшилась тайно, безъ вѣдома его передать вамъ. (Оба уходятъ въ другую комнату.)
ЯВЛЕНІЕ ПЯТОЕ.
Цыгановъ и Кошедарова
Кошедарова (входитъ. За -нею Цыгановъ). Comme il fait chaud! Цыгановъ. Certainement! Оттого что здѣсь были сейчасъ влю
бленные! (Садятся.)
Кошедарова. Peut-être. По моему мнѣнію, monsieur Сурдининъ способенъ увлекаться!
Цыгановъ. Il me semble, что онъ добивается только Венгерки. Кошедарова. Sans doute. Онъ очень хорошо знаетъ, что эта Natalie его не стоитъ. Что въ ней! Недостаточно имѣть красивое личико и увертливый станъ. Надобно, чтобы въ этомъ личикѣ была поэзія, чтобы въ этомъ станѣ была грація, чтобы въ глазахъ
было небо, чтобы взоръ такъ и выражалъ страсть, огонь... (Старается это выразить.) Не правда ли?
Цыгановъ. Вполнѣ согласенъ, особенно видя передъ собой образецъ этой поэтической красоты.
Кошедарова. Вы говорите отъ души? Цыгановъ. Какъ и всегда.
Кошедарова. А образованіе! Развѣ безъ него дѣвушка можетъ имѣть истинную прелесть? Natalie нигдѣ не училась и сознается въ томъ, что читаетъ только „Ниву“, шьетъ платья, ходитъ по церквамъ и занимается хозяйствомъ, то-есть цѣлый день проводитъ въ грязной работѣ. Не повѣрите, какъ мнѣ было непріятно выслушивать ея образъ жизни, мнѣ, эмансипированной дѣвицѣ, вы
пущенной изъ пансіона. Вы видите, что я здѣсь не въ своемъ кругу, исключая васъ.
Цыгановъ. Я тоже здѣсь поневолѣ: пригласили.
Кошедарова. При моемъ образованіи я не иначе вышла бы замужъ, какъ за человѣка свѣтскаго, цивилизованнаго. Тогда мой мужъ былъ бы вполнѣ счастливъ. Я окружила бы его проблематическою обстановкой, гуляла бы съ нимъ тентентнымъ и вальяж