„Первая четверть XIX вѣка наполнена дѣятельностью и твореніями такого музыканта, какого не являлось въ мірѣ съ тѣхъ поръ, какъ существуетъ музыка.
„Этотъ необыкновенный человѣкъ, Бетховенъ, наложилъ печать своей личности и своего мощнаго, необычайнаго почина на музыку всего послѣдующаго столѣтія.
„А почему это произошло?
„Потому что Бетховенъ былъ не только великій музыкантъ, великій спеціалистъ и мастеръ по своему дѣлу, по музыкальнымъ средствамъ и спосо
бамъ своего искусства, а потому, что онъ былъ великій духъ, и музыка служила ему, по чудному выраженію другого геніальнаго человѣка нашего времени, Льва Толстого, только „средствомъ общенія съ другими людьми“, средствомъ выраженія того, что наполняло его душу.
„Бетховенъ былъ по рожденію и по могучему самовоспитанію человѣкъ XVIII вѣка, былъ всею натурою своею идеалистъ-пантеистъ, хотя родился и всю свою жизнь остался католикомъ.
„Какъ всѣхъ истинно великихъ людей XVIII вѣка, его наполняла постоянно мысль о значеніи міра, человѣческой жизни и исторіи. Его душой постоянно владѣло ненасытное, никогда не прерывающееся мечтаніе о томъ, что есть и что должно бы быть. Онъ рѣдко высказывалъ свои думы, но все-таки вы
сказалъ людямъ около себя, что начало Y-ой симфоніи—это выраженіе того, „какъ судьба стучится въ жизнь человѣческую“; что одинъ струнный квар
тетъ его выражаетъ чувство: „Должно ли это быть?—Да, это должно быть“; наконецъ, что „музыка должна высѣкать изъ души мужской, какъ огниво изъ кремня, огонь, чувствительность же годна только для бабъ“.
„Въ своей идеальности онъ однажды вообразилъ въ началѣ вѣка, что

Видъ г. Бонны, гдѣ провелъ юные годы Бетховенъ.

Бетховенъ.

Очеркъ.
I.