Основная стихия трагедии—борьба. В античном театре борьба воли человека и стихий, судьбы (мойра), в теа
тре Шекспира — борьба человеческих воль (страстей) и в новом театре, театре Ибсена,— борьба человеческой органи
зующей воли, живой, динамической, с выкристаллизованной волей „умерших , со стариной общественной организации. Другими словами, театр Ибсена—театр социальной борьбы.
Истинная, глубокая комедия при таком понимании—родная сестра траге
дии, ибо она вращается на том же стержне, но пользуется обратным приемом: пафос борьбы героев, организа
торов новой жизни, заменяется смехом над сопротивлением „умирающих , окаменевших в статике.
Если мы немного углубим еще человеческое в этих борениях, мы придем к анализу личности и разобьем ее на три элемента: материальную, социальную и интеллектуальную.
Я не буду детализировать этого анализа но уже приведенного вполне достаточно, чтобы видеть, какими сторонами своей сущности человеческая лич
ность может быть вовлечена в ту или иную борьбу. Нам теперь не приходится задумываться об этой борьбе, высасывать из пальца интригу и эпизо
ды —наше бытие насыщено материалом для трагедии. Не приходится думать и о плетении паутинных кружев настроенности—рука просить резца и молота.
Матерьяла для трагедия много Шекспиру хватило бы, но как подойти к нему? Ответ один: по существу. Нужно дать борьбу, дать организатора нового человеческого опыта в лице героя. Со
всем не важно, будет ли герой одет в кожаную куртку, будет ли у него в руках красноармейская винтовка, бу
дет ли на нем тога жреца или ученого, будет ли он пролетарием или просто
искателем новой истины. Важно то, чтоб в трагедии горел вечный огонь духа, чтобы человек шел к всечеловеку, чтобы свобода человечества ярко звала к неустанной борьбе и труду,
чтобы каждый человек, как говорит М. Горький, —„своей цены стоил . Но одно непременное условие, диктуемое нашим новым бытием: центр тяжести и фон действа—воля человеческого коллектива.
Только теперь, благодаря грандиозной революционной всеочищающей волны, мы поняли голос этого коллектива, как никогда не понимали его. Стоя на гра
ни двух миров, мы можем ясно видеть старину „умерших и „умирающих в их социальном и интеллектуальном бы
тии, а в то же время перед нашими глазами все еще несутся вихревые вол
ны новой жизни, во всей красоте ее устремлений, срывов и достижений, перед нами радуги человеческих пережи
ваний от трагического до комедийного включительно.
Итак, современная трагедия должна быть трагедией личности, которая жи
вет, главным образом, социальной и интеллектуальной сторонами своей сути; личности, которая непременно втянута в вихрь общественной и умственной жизни, которая чувствует за собой один коллектив и борется с представителями другого коллектива.
Это будет подлинная трагедия, ибо как у древнего человека не могло быть мира или примирения с мойра, роком, судьбой, так и теперь нет примирен
чества в классовой борьбе, в борьбе идей, мировоззрений, мирочувствований.
***
в организовании космоса и человеческого опыта, а не в создании элемен
тов бытия. Революционный социализм не требует уничтожения ценностей, он распределяет их согласно качеству и количеству труда создателей ценностей.
Вот те предпосылки, с какими я хочу приступить к разрешению вопроса— чем должна быть современная трагедия.
***
Таким я мыслю содержание современной трагедии, и нечего бояться ху
дожникам формулы, что «бытие опре
деляет сознание», ибо сознание может быть так же многоцветно, разнообразно, как и бытие плюс интеллектуальная личность творца-художника.
Но формы? На этот вопрос и трудно, и легко ответить. Талант найдет формы, его творчество—решающий мо
мент. Однако и теоретически отчасти можно угадать формы. Дело тут, конечно, не в восстановлении старой, (хотя и вечно юной в соответствии с бытием ее определившим трагедии,—а в
тре Шекспира — борьба человеческих воль (страстей) и в новом театре, театре Ибсена,— борьба человеческой органи
зующей воли, живой, динамической, с выкристаллизованной волей „умерших , со стариной общественной организации. Другими словами, театр Ибсена—театр социальной борьбы.
Истинная, глубокая комедия при таком понимании—родная сестра траге
дии, ибо она вращается на том же стержне, но пользуется обратным приемом: пафос борьбы героев, организа
торов новой жизни, заменяется смехом над сопротивлением „умирающих , окаменевших в статике.
Если мы немного углубим еще человеческое в этих борениях, мы придем к анализу личности и разобьем ее на три элемента: материальную, социальную и интеллектуальную.
Я не буду детализировать этого анализа но уже приведенного вполне достаточно, чтобы видеть, какими сторонами своей сущности человеческая лич
ность может быть вовлечена в ту или иную борьбу. Нам теперь не приходится задумываться об этой борьбе, высасывать из пальца интригу и эпизо
ды —наше бытие насыщено материалом для трагедии. Не приходится думать и о плетении паутинных кружев настроенности—рука просить резца и молота.
Матерьяла для трагедия много Шекспиру хватило бы, но как подойти к нему? Ответ один: по существу. Нужно дать борьбу, дать организатора нового человеческого опыта в лице героя. Со
всем не важно, будет ли герой одет в кожаную куртку, будет ли у него в руках красноармейская винтовка, бу
дет ли на нем тога жреца или ученого, будет ли он пролетарием или просто
искателем новой истины. Важно то, чтоб в трагедии горел вечный огонь духа, чтобы человек шел к всечеловеку, чтобы свобода человечества ярко звала к неустанной борьбе и труду,
чтобы каждый человек, как говорит М. Горький, —„своей цены стоил . Но одно непременное условие, диктуемое нашим новым бытием: центр тяжести и фон действа—воля человеческого коллектива.
Только теперь, благодаря грандиозной революционной всеочищающей волны, мы поняли голос этого коллектива, как никогда не понимали его. Стоя на гра
ни двух миров, мы можем ясно видеть старину „умерших и „умирающих в их социальном и интеллектуальном бы
тии, а в то же время перед нашими глазами все еще несутся вихревые вол
ны новой жизни, во всей красоте ее устремлений, срывов и достижений, перед нами радуги человеческих пережи
ваний от трагического до комедийного включительно.
Итак, современная трагедия должна быть трагедией личности, которая жи
вет, главным образом, социальной и интеллектуальной сторонами своей сути; личности, которая непременно втянута в вихрь общественной и умственной жизни, которая чувствует за собой один коллектив и борется с представителями другого коллектива.
Это будет подлинная трагедия, ибо как у древнего человека не могло быть мира или примирения с мойра, роком, судьбой, так и теперь нет примирен
чества в классовой борьбе, в борьбе идей, мировоззрений, мирочувствований.
***
в организовании космоса и человеческого опыта, а не в создании элемен
тов бытия. Революционный социализм не требует уничтожения ценностей, он распределяет их согласно качеству и количеству труда создателей ценностей.
Вот те предпосылки, с какими я хочу приступить к разрешению вопроса— чем должна быть современная трагедия.
***
Таким я мыслю содержание современной трагедии, и нечего бояться ху
дожникам формулы, что «бытие опре
деляет сознание», ибо сознание может быть так же многоцветно, разнообразно, как и бытие плюс интеллектуальная личность творца-художника.
Но формы? На этот вопрос и трудно, и легко ответить. Талант найдет формы, его творчество—решающий мо
мент. Однако и теоретически отчасти можно угадать формы. Дело тут, конечно, не в восстановлении старой, (хотя и вечно юной в соответствии с бытием ее определившим трагедии,—а в