слыша, какъ звуки, ударяясь лбомъ о грифъ, стонутъ и визжатъ отъ боли, струны шлепаются и трещатъ подъ остервенившимися пальцами.
Все же, что играетъ Ѳ. Ѳ. Пелецкій, онъ играетъ изящно, легко, вполнѣ
музыкально и виртуозно.
Но вѣдь этого мало. Мало какъ одной виртуозности, такъ и фантазіи. Творчество безъ знанія—птица съ подшибленными крыльями, на которыхъ не поднимешься высоко.
Играть хотя бы виртуозно однѣ свои фантазіи или собирать обрывки
мелодій и варіацій по слуху, обрабатывая ихъ на свой ладъ, слишкомъ опасный путь безъ руководящаго знанія и основательнаго изученія инструмента. При такихъ условіяхъ трудно не впасть въ шаблонъ, въ утомительное однообразіе.
И примѣромъ тому можетъ служить Ѳ. Ѳ. Пелецкій.
Слушая его, вашъ восторгъ постепенно начинаетъ охладѣвать и вы невольно замѣчаете, что онъ кружится на одномъ мѣстѣ, что талантъ его не можетъ выйти изъ заколдованнаго круга музыкальнаго невѣжества, что вы
Ѳ. Ѳ. Пелецкій.
(Съ портрета, нарисованнаго углемъ художн.
В. И. Суриковымъ.)
Все же, что играетъ Ѳ. Ѳ. Пелецкій, онъ играетъ изящно, легко, вполнѣ
музыкально и виртуозно.
Но вѣдь этого мало. Мало какъ одной виртуозности, такъ и фантазіи. Творчество безъ знанія—птица съ подшибленными крыльями, на которыхъ не поднимешься высоко.
Играть хотя бы виртуозно однѣ свои фантазіи или собирать обрывки
мелодій и варіацій по слуху, обрабатывая ихъ на свой ладъ, слишкомъ опасный путь безъ руководящаго знанія и основательнаго изученія инструмента. При такихъ условіяхъ трудно не впасть въ шаблонъ, въ утомительное однообразіе.
И примѣромъ тому можетъ служить Ѳ. Ѳ. Пелецкій.
Слушая его, вашъ восторгъ постепенно начинаетъ охладѣвать и вы невольно замѣчаете, что онъ кружится на одномъ мѣстѣ, что талантъ его не можетъ выйти изъ заколдованнаго круга музыкальнаго невѣжества, что вы
Ѳ. Ѳ. Пелецкій.
(Съ портрета, нарисованнаго углемъ художн.
В. И. Суриковымъ.)