Во время обыска я вспомнил, что на диване в моем кабинете лежат «домашние вещи». Что ;гам было, я этого не знал, и, чтобы скрыть этот свер
ток от обыскивающих, я просто сел на этот сверток и так просидел до конца, пока не уехали.
Обыск продолжался очень долго, только часов в десять утра вся эта банда убралась из квартиры.
Когда шум отъехавшего автомобиля затих и по моим наблюдениям из окон, выходивших на Гейслеровский переулок, выяснилось, что все уеха
ли, я запер дверь квартиры на ключ и на крючок и прежде всего взялся за «домашние вещи» и развернул па
кет. Каково же было мое удивление, когда я там увидел целую кучу раз
личных париков! Я, конечно, понял, что эти парики предназначались для Владимира Ильича при фотографиро
вании, чтобы его нельзя было узнать по карточке.
Едва я сумел завязать эти так называемые домашние вещи, как раздался звонок. Не скажу, чтобы само
чувствие у меня было очень прият
ное. Но оказалось, что пришел, как было условлено, товарищ за этим самым свертком, товарищ, который дол
жен был-фотографировать Владимира Ильича. Я в кратких словах рассказал, что у меня только что происходило, а также и об аресте т. Луначарского. Я помню, какое это произвело сильное впечатление...
Вскоре, в августе 1917 года, на Выборгской стороне открылся VI съезд большевиков. На этом съезде я был одним из секретарей. Как-то вечером, часов в шесть-семь, перед началом заседания мне сказали, что предпола
гавшаяся съемка Владимира Ильича, для которой я давал аппарат, не удалась: товарищ не знал, что с аппаратом делать, все забыл, что я ему рас
сказывал, и что Владимира Ильича надо спешно сфотографировать, так как карточка ему нужна для удосто
верения, то есть карточка небольшого размера. При этом — как я мог понять — нужно сделать такую карточку, чтобы она была похожа на вла
дельца удостоверения (то есть на Владимира Ильича) и в то же время
по этой карточке нельзя было бы узнать самого Владимира Ильича.
— Вы можете сейчас же поехать снимать Владимира Ильича? — спросил меня один из партийных товарищей.
— Конечно, могу, Надо взять только с собой аппарат. Но ведь скоро
будет темно и снимать нельзя. А куда же надо ехать?
— Мы поедем вместе по направлению к Сестрорецку.
Так мы и условились. Мой спутник едет в Новую Деревню, где в то вре
мя помещался Приморский вокзал, с которого и отходили все поезда в Сестрорецк, покупает там два билета — для себя и для меня — и ждет меня на перроне. Я же должен заехать к себе домой, на Лахтинскую, за аппаратом, зарядить его и тоже ехать на Приморский вокзал. Ясно, что мне надо было торопиться.
На трамвае, заплатив кондуктору какую-то почтовую марку (тогда ни медных, ни серебряных денег не было, были только бумажки, а как мелочь употреблялись марки), я добрался до квартиры. Выбрал и зарядил камеру.
Как это часто бывает, в нужный момент нарезанных пластинок размером 10 X 12,5 сантиметров не оказа
лось, времени на разрез не было, и я вместо пластинок зарядил адаптер камеры дюжиной плоских пленок.
Штатива, конечно, я никакого не взял, так как зеркальной камерой удобно снимать именно с рук. Вот с этой-то камерой в руках я и отпра
вился на извозчике на Приморский вокзал. Приехали мы на станцию Разлив, когда уже стемнело. Раньше я там никогда не бывал и потому со
вершенно не ориентировался. Выйдя со станции, мы спустились куда-то
вниз, мой спутник оставил меня, а сам ушел. Скоро он вернулся с мо
лодым человеком, несшим на плечах два весла. Мы спустились к берегу,
там стояла лодка. Мой товарищ со мной распрощался, а мы вдвоем сели в лодку и поплыли.
Ехали мы в лодке, как мне показалось, довольно долго. Наконец, при
ток от обыскивающих, я просто сел на этот сверток и так просидел до конца, пока не уехали.
Обыск продолжался очень долго, только часов в десять утра вся эта банда убралась из квартиры.
Когда шум отъехавшего автомобиля затих и по моим наблюдениям из окон, выходивших на Гейслеровский переулок, выяснилось, что все уеха
ли, я запер дверь квартиры на ключ и на крючок и прежде всего взялся за «домашние вещи» и развернул па
кет. Каково же было мое удивление, когда я там увидел целую кучу раз
личных париков! Я, конечно, понял, что эти парики предназначались для Владимира Ильича при фотографиро
вании, чтобы его нельзя было узнать по карточке.
Едва я сумел завязать эти так называемые домашние вещи, как раздался звонок. Не скажу, чтобы само
чувствие у меня было очень прият
ное. Но оказалось, что пришел, как было условлено, товарищ за этим самым свертком, товарищ, который дол
жен был-фотографировать Владимира Ильича. Я в кратких словах рассказал, что у меня только что происходило, а также и об аресте т. Луначарского. Я помню, какое это произвело сильное впечатление...
Вскоре, в августе 1917 года, на Выборгской стороне открылся VI съезд большевиков. На этом съезде я был одним из секретарей. Как-то вечером, часов в шесть-семь, перед началом заседания мне сказали, что предпола
гавшаяся съемка Владимира Ильича, для которой я давал аппарат, не удалась: товарищ не знал, что с аппаратом делать, все забыл, что я ему рас
сказывал, и что Владимира Ильича надо спешно сфотографировать, так как карточка ему нужна для удосто
верения, то есть карточка небольшого размера. При этом — как я мог понять — нужно сделать такую карточку, чтобы она была похожа на вла
дельца удостоверения (то есть на Владимира Ильича) и в то же время
по этой карточке нельзя было бы узнать самого Владимира Ильича.
— Вы можете сейчас же поехать снимать Владимира Ильича? — спросил меня один из партийных товарищей.
— Конечно, могу, Надо взять только с собой аппарат. Но ведь скоро
будет темно и снимать нельзя. А куда же надо ехать?
— Мы поедем вместе по направлению к Сестрорецку.
Так мы и условились. Мой спутник едет в Новую Деревню, где в то вре
мя помещался Приморский вокзал, с которого и отходили все поезда в Сестрорецк, покупает там два билета — для себя и для меня — и ждет меня на перроне. Я же должен заехать к себе домой, на Лахтинскую, за аппаратом, зарядить его и тоже ехать на Приморский вокзал. Ясно, что мне надо было торопиться.
На трамвае, заплатив кондуктору какую-то почтовую марку (тогда ни медных, ни серебряных денег не было, были только бумажки, а как мелочь употреблялись марки), я добрался до квартиры. Выбрал и зарядил камеру.
Как это часто бывает, в нужный момент нарезанных пластинок размером 10 X 12,5 сантиметров не оказа
лось, времени на разрез не было, и я вместо пластинок зарядил адаптер камеры дюжиной плоских пленок.
Штатива, конечно, я никакого не взял, так как зеркальной камерой удобно снимать именно с рук. Вот с этой-то камерой в руках я и отпра
вился на извозчике на Приморский вокзал. Приехали мы на станцию Разлив, когда уже стемнело. Раньше я там никогда не бывал и потому со
вершенно не ориентировался. Выйдя со станции, мы спустились куда-то
вниз, мой спутник оставил меня, а сам ушел. Скоро он вернулся с мо
лодым человеком, несшим на плечах два весла. Мы спустились к берегу,
там стояла лодка. Мой товарищ со мной распрощался, а мы вдвоем сели в лодку и поплыли.
Ехали мы в лодке, как мне показалось, довольно долго. Наконец, при