☛
раматический инстинкт у ребенка пробуждается очень рано. Уже трех-четырех летний ребенок часто иг
рает в то, что он не он. «Давай, папа, я буду мамой, а ты знакомой», просит ребенок отца и очень доволен, если один-два раза отец назовет его не Мишей, а Марией Ивановной.
Маленький ребенок приставляет 2 игрушечных колесика к дивану, влезает на него и чувствует себя бешено мчащимся на автомобиле.
Почти каждое новое впечатление ребенка переходит в драматическую игру. Для того, чтобы сознать что-то новое, ребенок сам должен побыть этим новым. Игры ребенка связаны с его жизнью. В 1919—20 году, работая в детском саду, мне часто приходилось наблюдать игру «в очереди». Однажды я увидела 3—4 ребятишек, молчаливо стоящих друг за другом, с серьезными, деловыми лицами.
— Что это вы делаете? спросила я.
— Вася умер, здесь очередь. Ему теперь нужен гроб, с огромным удовольствием ответила мне одна из девочек.
Нечего говорить о том, что Вася преспокойно играл в соседней комнате, здесь важен был не Вася и не гроб, важно было новое впечатление, которое хотели осознать через игру дети.
Таким образом, первая стадия драматических игр детей — это познание окружающей жизни через игру. — Во второй стадии драматическая игра является дополнением к жизни ребенка.
У многих детей есть свои длительные игры. Я знала двух девочек 6 и 8 лет, которые имели целые свои государства. Государство старшей на
зывалось Орландия, а младшей Пашукания. В этих государствах совершенно не было денег, и
поэтому никто не мог сказать девочкам, что чегонибудь нельзя купить, потому что это дорого стоит (очевидно, такое благоустройство явилось следствием того, что родители девочек очень часто говорили о недостатке денег дома).
Мой пятилетний сын несколько месяцев рассказывал о том, что у него есть приятель, некий Сергей Михайлович Гавомский, 32-х лет от роду, живущий в Китае и работающий на ф-ке «Красный Октябрь» в Москве, причем расстояние от Китая до Москвы Гавомский без труда покрывает, разъезжая на своем собственном аэроплане. (Если бы у Гавомского не было аэроплана, кото
рым он сам управляет, дружить с ним, конечно, не стоило бы). Начиная от появления на нашем горизонте Гавомского, сын мой все свои одинокие игры проводил, так сказать, «в образе». Копается где-то в углу со своими игрушками, спросишь его: «что ты делаешь?» ответит: «Мы с Гавомским сажаем рис», «чиним аэроплан» или «работаем на шоколадной фабрике». В драматических играх этого рода ребенок углубляет впечатления, полученные из жизни или из книжек, и дополняет свою жизнь тем, чего ему нехватает, как, например, игра в Гавомского у моего сына была вызвана желанием иметь товарища, которого у него на самом деле не было.
В драматических играх более старших ребят обычно участвует не 1—3 человека, а значительно больше. У современных детей очень распростра
нена игра «в белых и красных», в «председателей», «в кооперативы». Однако уже в возрасте от 8 лет и старше в драматические игры входит больший
элемент подвижности, и у ряда детей эти игры переходят в обычные подвижные игры, —у некоторой части детей начинает появляться желание не только представлять, но и показывать (в то время как в самом младшем возрасте такое жела
ние почти всегда отсут
ствует). Совершенно неверно ставить пьесы, за
учивать роли с ребятами такого возраста. Импро
визацию, драматизацию, драматическую игру,—вот что правильно было бы давать 8—11 летнему ре
бенку, еще полному своим творчеством. Разыгрывание пьес возможно и нужно только детям старшего возраста. Что можно сказать о театре 8—16-летних ребят? Прежде всего, что по этой части сейчас дело обстоит очень неблагополучно. Спектакли в школах обычно ставят лишь к революционным праздникам, роли
разучивают наспех, декорации и костюмы делают небрежно, или—что еще гораздо хуже — достают костюмы напрокат. Руководит «самодеятельной драмработой» и без того перегруженный преподаватель общеобразовательных предметов. Та
ким образом, вместо организации детского твор
чества, вокруг спектакля в большинстве случаев получается штамп, стремление сделать «как в на
стоящем театре» и возможно скорее. Один-два таких спектакля способны совершенно отвратить ребят от того, что им свойственно, от имеющего свои собственные формы детского театра. В большинстве случаев так это и бывает.
Кроме того, наблюдающееся стремление к ультра-реализму в школьных постановках часто приводит к очень скверным результатам и в пе
дагогическом отношении. Так, например, одна руководительница поставила «Правонарушителей» Сейфулиной, причем, желая, чтобы школьники вполне походили на беспризорных в этом пред
ставлении, обучила их курить. Спектакль прошел, а привычка курить осталась. В смысле художественного воспитания на 90% драматическая работа в школе, как она ведется сейчас, имеет на детей влияние отрицательное. Ребенок вовсе не есть уменьшенная копия взрослого, даже и физиологически пропорция его тела иная, чем у взрослого. Психологически это так еще в большей мере. В работе с детьми часто относятся к искус
ству лишь как к форме, которую нужно насытить нужным нам содержанием, а в то же время разве музыка в песне есть только облатка, разве не имеет она своего музыкального содержания? —
На десятилетии Иаркомпроса, в Большом зале Консерватории выступал кружок синеблузников какой-то из школ ОНО. Совершенно не
объятное для детского мозга политически-агитационное содержание их постановки исполнялось нелепыми заученными движениями на опереточную музыку.
Немудрено, что дети, очень чувствующие стиль, пели такими голосами, точно служили по 15— 20 лет в цыганском xоpy. Стоит ли прививать де
тям стиль пивной «Красная Бавария», даже если она и красная? Сидевший рядом со мной К. С. Станиславский задал мне вопрос такого порядка:
«Понимают ли дети те слова, которые произносят, а если не понимают, то разве не опасно воспитать в детях через подобные выступления привычку говорить то, чего не чувствуешь?»
Над этой мыслью также следовало бы подумать нашим школьным драмработникам.
«Сохраните детям их детство» — один из прекраснейших лозунгов советской школы — надо осуществить и в художественной работе. И еще нельзя забывать, что у детей мы можем и должны на нужных нам темах воспитывать художественный вкус.
HATАЛИЯ САЦ
Д
раматический инстинкт у ребенка пробуждается очень рано. Уже трех-четырех летний ребенок часто иг
рает в то, что он не он. «Давай, папа, я буду мамой, а ты знакомой», просит ребенок отца и очень доволен, если один-два раза отец назовет его не Мишей, а Марией Ивановной.
Маленький ребенок приставляет 2 игрушечных колесика к дивану, влезает на него и чувствует себя бешено мчащимся на автомобиле.
Почти каждое новое впечатление ребенка переходит в драматическую игру. Для того, чтобы сознать что-то новое, ребенок сам должен побыть этим новым. Игры ребенка связаны с его жизнью. В 1919—20 году, работая в детском саду, мне часто приходилось наблюдать игру «в очереди». Однажды я увидела 3—4 ребятишек, молчаливо стоящих друг за другом, с серьезными, деловыми лицами.
— Что это вы делаете? спросила я.
— Вася умер, здесь очередь. Ему теперь нужен гроб, с огромным удовольствием ответила мне одна из девочек.
Нечего говорить о том, что Вася преспокойно играл в соседней комнате, здесь важен был не Вася и не гроб, важно было новое впечатление, которое хотели осознать через игру дети.
Таким образом, первая стадия драматических игр детей — это познание окружающей жизни через игру. — Во второй стадии драматическая игра является дополнением к жизни ребенка.
У многих детей есть свои длительные игры. Я знала двух девочек 6 и 8 лет, которые имели целые свои государства. Государство старшей на
зывалось Орландия, а младшей Пашукания. В этих государствах совершенно не было денег, и
поэтому никто не мог сказать девочкам, что чегонибудь нельзя купить, потому что это дорого стоит (очевидно, такое благоустройство явилось следствием того, что родители девочек очень часто говорили о недостатке денег дома).
Мой пятилетний сын несколько месяцев рассказывал о том, что у него есть приятель, некий Сергей Михайлович Гавомский, 32-х лет от роду, живущий в Китае и работающий на ф-ке «Красный Октябрь» в Москве, причем расстояние от Китая до Москвы Гавомский без труда покрывает, разъезжая на своем собственном аэроплане. (Если бы у Гавомского не было аэроплана, кото
рым он сам управляет, дружить с ним, конечно, не стоило бы). Начиная от появления на нашем горизонте Гавомского, сын мой все свои одинокие игры проводил, так сказать, «в образе». Копается где-то в углу со своими игрушками, спросишь его: «что ты делаешь?» ответит: «Мы с Гавомским сажаем рис», «чиним аэроплан» или «работаем на шоколадной фабрике». В драматических играх этого рода ребенок углубляет впечатления, полученные из жизни или из книжек, и дополняет свою жизнь тем, чего ему нехватает, как, например, игра в Гавомского у моего сына была вызвана желанием иметь товарища, которого у него на самом деле не было.
В драматических играх более старших ребят обычно участвует не 1—3 человека, а значительно больше. У современных детей очень распростра
нена игра «в белых и красных», в «председателей», «в кооперативы». Однако уже в возрасте от 8 лет и старше в драматические игры входит больший
элемент подвижности, и у ряда детей эти игры переходят в обычные подвижные игры, —у некоторой части детей начинает появляться желание не только представлять, но и показывать (в то время как в самом младшем возрасте такое жела
ние почти всегда отсут
ствует). Совершенно неверно ставить пьесы, за
учивать роли с ребятами такого возраста. Импро
визацию, драматизацию, драматическую игру,—вот что правильно было бы давать 8—11 летнему ре
бенку, еще полному своим творчеством. Разыгрывание пьес возможно и нужно только детям старшего возраста. Что можно сказать о театре 8—16-летних ребят? Прежде всего, что по этой части сейчас дело обстоит очень неблагополучно. Спектакли в школах обычно ставят лишь к революционным праздникам, роли
разучивают наспех, декорации и костюмы делают небрежно, или—что еще гораздо хуже — достают костюмы напрокат. Руководит «самодеятельной драмработой» и без того перегруженный преподаватель общеобразовательных предметов. Та
ким образом, вместо организации детского твор
чества, вокруг спектакля в большинстве случаев получается штамп, стремление сделать «как в на
стоящем театре» и возможно скорее. Один-два таких спектакля способны совершенно отвратить ребят от того, что им свойственно, от имеющего свои собственные формы детского театра. В большинстве случаев так это и бывает.
Кроме того, наблюдающееся стремление к ультра-реализму в школьных постановках часто приводит к очень скверным результатам и в пе
дагогическом отношении. Так, например, одна руководительница поставила «Правонарушителей» Сейфулиной, причем, желая, чтобы школьники вполне походили на беспризорных в этом пред
ставлении, обучила их курить. Спектакль прошел, а привычка курить осталась. В смысле художественного воспитания на 90% драматическая работа в школе, как она ведется сейчас, имеет на детей влияние отрицательное. Ребенок вовсе не есть уменьшенная копия взрослого, даже и физиологически пропорция его тела иная, чем у взрослого. Психологически это так еще в большей мере. В работе с детьми часто относятся к искус
ству лишь как к форме, которую нужно насытить нужным нам содержанием, а в то же время разве музыка в песне есть только облатка, разве не имеет она своего музыкального содержания? —
На десятилетии Иаркомпроса, в Большом зале Консерватории выступал кружок синеблузников какой-то из школ ОНО. Совершенно не
объятное для детского мозга политически-агитационное содержание их постановки исполнялось нелепыми заученными движениями на опереточную музыку.
Немудрено, что дети, очень чувствующие стиль, пели такими голосами, точно служили по 15— 20 лет в цыганском xоpy. Стоит ли прививать де
тям стиль пивной «Красная Бавария», даже если она и красная? Сидевший рядом со мной К. С. Станиславский задал мне вопрос такого порядка:
«Понимают ли дети те слова, которые произносят, а если не понимают, то разве не опасно воспитать в детях через подобные выступления привычку говорить то, чего не чувствуешь?»
Над этой мыслью также следовало бы подумать нашим школьным драмработникам.
«Сохраните детям их детство» — один из прекраснейших лозунгов советской школы — надо осуществить и в художественной работе. И еще нельзя забывать, что у детей мы можем и должны на нужных нам темах воспитывать художественный вкус.
HATАЛИЯ САЦ