К ГАСТРОЛЯМ В МОСКВЕ
Татарский театр еще молод. Первая татарская
труппа родилась в 1907 году в Оренбурге. Интересно отметить, что в этой труппе не было вначале ни одной женщины. Только во время гастро
лей в Нижнем-Новгороде к труппе присоединилась первая актриса-мусульманка.
Этот факт стоит отметить не как курьез. Он показывает, каков был взгляд на театр и каково было положение женщины-татарки в то время. Театру пришлось сыграть громадную роль в деле не толь
ко возникновения новой татарской культуры, но и в деле ломки старого быта, раскрепощения женщины, борьбы с суровыми обычаями и даже Кораном.
Самое рождение театра было вызовом старому. Недаром, когда в декабре 1905 года в Оренбурге готовилось первое представление, реакционные та
тары нашли поддержку в губернаторе, — и спектакль был запрещен.
Самое слово „театр“ в то время сделало — если можно так выразиться — „сенсацию в самых отда
ленных татарских и башкирских аулах, не меньшую, чем постройка Эйфелевой башни, или перелет через океан в Европе.
Старые обычаи еще сильны среди татар. Здесь ломка быта, перестройка жизни — медленней и болезненней. Втечение целого ряда веков единствен
ным источником знаний и обычаев был Коран и — естественно — его влияние может быть выбито не целиком и не сразу.
Поэтому понятно, почему татарский театр, судя по гастролям Государственного Академического Театра в Москве, и посейчас не только зрелище и место развлечения, не только культурный фактор, но и одно из орудий борьбы.
Эта активность театра бросается резко в глаза. Это не активность агитки, не инсценированные лозунги.
Например, в „Зангяр шаль“ (Голубой шали), поставленной для первой гастроли, не четко видно
даже, когда происходит действие (об этом можно судить только по диалогам конокрадов в 4-м акте), но показывание в тоне фарса мусульманского свя
того отца (ишана), самое отсутствие минимального уважения в обрисовке его, дерзкое развенчивание канонизированных представлений — является фактом, приобретающим громадное значение в обстановке Татаристана.
Изречения муллы, превращенные в каламбуры, Коран в роли сборника анекдотов, обычаи, пока
занные как фантастическая нелепость — в этом театре воспринимаются острее, чем стопроцентная агитка, если бы ее поставили, например, в „Камерном .
Пьеса Теньчурина сделана по типу комедий Масок. Большая и хорошая театральность, громадное количество музыки и танцев, вводные номера — за
ставляют смотреть пьесу с интересом, несмотря на некоторые длинноты.
В труппе много сильных актеров, темп спектакля живой, но постановочная работа почти не чувствует
ся. Формальными достижениями театр похвастаться не может. Впрочем, например, последнее действие „Голубой шали и с режиссерской стороны сделано остро. Но такие острые моменты — исключение. В целом, судя по прошлым гастролям и первому
спектаклю теперь — установка театра не на режиссера, а на индивидуального актера.
Особо стоит остановиться на музыке. Здесь она взята уже не как этнографический материал, а переработана. Переработана хорошо, но вместе с тем из нее испарилась часть специфичности татарской народной музыки, тонкого аромата песни. Музыка здесь слишком европеизирована. Так сделал бы му
зыку и не татарин имеющий, готовые мелодии. Это простительно, поскольку татарской музыкальной культуры еще нет, но хорошая, как театральная, эта музыка еще не кладет основания будущей музыкальной культуре Татарии.
ИЗМАИЛ УРАЗОВ
знать, каким шрифтом подать название, а каким исполнителей, в каком углу поставит число спектакля, и где сообщить о продаже билетов, чтобы это было вежливо и настойчиво...
Дальше...
Вы не думайте, что ежели афиша у вас уже отпечатана, так вы ее можете без разбору расклеить на всех перекрестках. Ничего подобного. Афишу клеить нужно с толком.
В чем же этот „толк ? — интересуюсь я.
А вот в чем. Скажем, спектакль у вас через 10 дней. И афиш у вас полторы тысячи. Клейте сегодня двести и завтра двести. Потом денька два подождите. Потом опять клейте два дня по двести. Потом опять подождите. И, наконец, за два дня до спектакля — валяйте все остальные — густо и
сплошь. Если у вас маломальски занятная пьеса или, по крайней мере, у пьесы занятное название; если у вас занятный состав или участвуют знамени
тости — успех обеспечен. А если вы будете долбить афишами две недели, конечно, с перерывами — так публика и на незанятную пьесу пойдет. Публики внушать надо: „иди, иди, иди ...
— Ну, хорошо, афиша расклеена — что дальше? — А дальше — предварительная продажа. Здесь нужен нюх — установить расценку местам. А для этого нужно в расчет взять и вместимость зритель
ного зала, и средний сбор, и вечеровой расход, и марки Мосфинотделу, и тысячу всяких мелочей. Низкую расценку поставишь — прогоришь; высокую — не купят; на оперетту нельзя ставить первый ряд ниже пяти рублей, а на какого-нибудь „Гамлета — выше двух.
А каким образом эта предварительная продажа производится?
И здесь начинается фантасмагория, ибо путь театрального билета сложен и тернист. Он выходит из центральной распределительной кассы, попадает в недра многочисленных месткомов, многочислен
ных учреждений; он продается со скидкой или без скидки, попадает в разверстку рабочей полосы или лежит в кассе театра, в ожидании полновесного покупателя. И по нему можно определить успех того или иного спектакля, ибо билет, или вернее — его отсутствие в кассе театра определяет сценический успех.
Так, по крайней мере, думают театральные администраторы. А им — и книги в руки. Кто лучше, чем они, знает кассу — эту полукруглую прорезь взеркальной, проволочной или, просто напросто, фанерной перегородке, в которую вы видите усталое лицо кассирши и через которое вы вступаете в общение с этим таинственным учреждением, называющимся театром. ЯК. АПУШКИН
☛
Татарский театр еще молод. Первая татарская
труппа родилась в 1907 году в Оренбурге. Интересно отметить, что в этой труппе не было вначале ни одной женщины. Только во время гастро
лей в Нижнем-Новгороде к труппе присоединилась первая актриса-мусульманка.
Этот факт стоит отметить не как курьез. Он показывает, каков был взгляд на театр и каково было положение женщины-татарки в то время. Театру пришлось сыграть громадную роль в деле не толь
ко возникновения новой татарской культуры, но и в деле ломки старого быта, раскрепощения женщины, борьбы с суровыми обычаями и даже Кораном.
Самое рождение театра было вызовом старому. Недаром, когда в декабре 1905 года в Оренбурге готовилось первое представление, реакционные та
тары нашли поддержку в губернаторе, — и спектакль был запрещен.
Самое слово „театр“ в то время сделало — если можно так выразиться — „сенсацию в самых отда
ленных татарских и башкирских аулах, не меньшую, чем постройка Эйфелевой башни, или перелет через океан в Европе.
Старые обычаи еще сильны среди татар. Здесь ломка быта, перестройка жизни — медленней и болезненней. Втечение целого ряда веков единствен
ным источником знаний и обычаев был Коран и — естественно — его влияние может быть выбито не целиком и не сразу.
Поэтому понятно, почему татарский театр, судя по гастролям Государственного Академического Театра в Москве, и посейчас не только зрелище и место развлечения, не только культурный фактор, но и одно из орудий борьбы.
Эта активность театра бросается резко в глаза. Это не активность агитки, не инсценированные лозунги.
Например, в „Зангяр шаль“ (Голубой шали), поставленной для первой гастроли, не четко видно
даже, когда происходит действие (об этом можно судить только по диалогам конокрадов в 4-м акте), но показывание в тоне фарса мусульманского свя
того отца (ишана), самое отсутствие минимального уважения в обрисовке его, дерзкое развенчивание канонизированных представлений — является фактом, приобретающим громадное значение в обстановке Татаристана.
Изречения муллы, превращенные в каламбуры, Коран в роли сборника анекдотов, обычаи, пока
занные как фантастическая нелепость — в этом театре воспринимаются острее, чем стопроцентная агитка, если бы ее поставили, например, в „Камерном .
Пьеса Теньчурина сделана по типу комедий Масок. Большая и хорошая театральность, громадное количество музыки и танцев, вводные номера — за
ставляют смотреть пьесу с интересом, несмотря на некоторые длинноты.
В труппе много сильных актеров, темп спектакля живой, но постановочная работа почти не чувствует
ся. Формальными достижениями театр похвастаться не может. Впрочем, например, последнее действие „Голубой шали и с режиссерской стороны сделано остро. Но такие острые моменты — исключение. В целом, судя по прошлым гастролям и первому
спектаклю теперь — установка театра не на режиссера, а на индивидуального актера.
Особо стоит остановиться на музыке. Здесь она взята уже не как этнографический материал, а переработана. Переработана хорошо, но вместе с тем из нее испарилась часть специфичности татарской народной музыки, тонкого аромата песни. Музыка здесь слишком европеизирована. Так сделал бы му
зыку и не татарин имеющий, готовые мелодии. Это простительно, поскольку татарской музыкальной культуры еще нет, но хорошая, как театральная, эта музыка еще не кладет основания будущей музыкальной культуре Татарии.
ИЗМАИЛ УРАЗОВ
знать, каким шрифтом подать название, а каким исполнителей, в каком углу поставит число спектакля, и где сообщить о продаже билетов, чтобы это было вежливо и настойчиво...
Дальше...
Вы не думайте, что ежели афиша у вас уже отпечатана, так вы ее можете без разбору расклеить на всех перекрестках. Ничего подобного. Афишу клеить нужно с толком.
В чем же этот „толк ? — интересуюсь я.
А вот в чем. Скажем, спектакль у вас через 10 дней. И афиш у вас полторы тысячи. Клейте сегодня двести и завтра двести. Потом денька два подождите. Потом опять клейте два дня по двести. Потом опять подождите. И, наконец, за два дня до спектакля — валяйте все остальные — густо и
сплошь. Если у вас маломальски занятная пьеса или, по крайней мере, у пьесы занятное название; если у вас занятный состав или участвуют знамени
тости — успех обеспечен. А если вы будете долбить афишами две недели, конечно, с перерывами — так публика и на незанятную пьесу пойдет. Публики внушать надо: „иди, иди, иди ...
— Ну, хорошо, афиша расклеена — что дальше? — А дальше — предварительная продажа. Здесь нужен нюх — установить расценку местам. А для этого нужно в расчет взять и вместимость зритель
ного зала, и средний сбор, и вечеровой расход, и марки Мосфинотделу, и тысячу всяких мелочей. Низкую расценку поставишь — прогоришь; высокую — не купят; на оперетту нельзя ставить первый ряд ниже пяти рублей, а на какого-нибудь „Гамлета — выше двух.
А каким образом эта предварительная продажа производится?
И здесь начинается фантасмагория, ибо путь театрального билета сложен и тернист. Он выходит из центральной распределительной кассы, попадает в недра многочисленных месткомов, многочислен
ных учреждений; он продается со скидкой или без скидки, попадает в разверстку рабочей полосы или лежит в кассе театра, в ожидании полновесного покупателя. И по нему можно определить успех того или иного спектакля, ибо билет, или вернее — его отсутствие в кассе театра определяет сценический успех.
Так, по крайней мере, думают театральные администраторы. А им — и книги в руки. Кто лучше, чем они, знает кассу — эту полукруглую прорезь взеркальной, проволочной или, просто напросто, фанерной перегородке, в которую вы видите усталое лицо кассирши и через которое вы вступаете в общение с этим таинственным учреждением, называющимся театром. ЯК. АПУШКИН
☛