со своей стороны, находил положение «серьезным и тяжелым». Из этого легко видеть, что убеждение, приписываемое автором статьи «хозяевам»—тресту УМЗП, в этом последнем не существует». Управляющий УМЗП тов. Гейтц.
Надо думать, что УМЗП лучше гр. Зоровых осведомлено и достаточно дружественно относится к театру. Но УМЗП тем не менее не скрывает истинного положения дел в театре Корш.
Мы приветствуем проявленную УМЗП объективность суждения и умение относиться с уваже
нием к печатному слову, помогающему бороться с недостатками нашего строительства в порядке самокритики. Пусть этот ответ УМЗП послужит для дирекции театра, кричащей о своей «гигант
ской работе» и для взявшего под защиту линию театра Корш писателя из «Вечерней Москвы» не только вразумлением, но и достойным подражания примером.
Театр Корша в реорганизации нуждается и, надо полагать, совместными усилиями УМЗП
и нашей общественности эта реорганизация будет проведена.


ПАМЯТИ Г. Б. ЯКУЛОВА




Я


кулов в театре. Это не только создатель ряда блестящих оформлений, это не только худож
ник на сцене, это — творец целой философии театрально-декорационного искусства, это худож
ник, который хотел осознать законы театрального творчества, подтвердив своими работами правильность своих идей. Поэтому каждая новая постановка с участием Якулова поднимала новую проблему театрального искусства и давала остроум
ное, часто парадоксальное решение того или иного вопроса, являясь тем поворотным пунктом, той вехой, которая намечала пути дальнейшему творчеству.
Театральная работа Якулова вся уложилась в первое десятилетие революции, а самую рево
люцию на сцене пришлось совершить именно ему, потому что он первый сделал попытку разоб
раться в малоизученной стихии театра. Новый уклад жизни требовал нового театра, и Якулов в части своих работ, подведя итоги старого театрального искусства, начал строить новое.
«Каждый организм управляется законами ему свойственными, каждое произведение искусства— такой же живой организм, и подчиняется своим собственным законам эстетики, в нем самом за
ложенным, говорил Якулов, которые театр должен интерпретировать, т.-е. преломлять по своему, по одному ему присущим, специфическим законам».
Якулов начал свою театральную деятельность в 1917 году в театре «Питтореск».
Из «Питтореска» Якулов попадает в Камерный театр («Обмен» Клоделя).
Дальше идет блестящая сюита постановок Камерного театра: «Принцесса Брамбила», «Синьор Формика», «Жирофле-Жирофля, «Розита»...
Эти спектакли помнят все, но у Якулова были еще спектакли, которые видеть удалось далеко не всем, но которые сыграли громадную роль в истории современного театра. Это «Риенцив опере б. Зимина, в которой он дал апофеоз оперной декорации, «Царь Эдип» в помещении
т. быв. Корш, где он дал блестящее разрешение постановки античной драмы, затем «Мера за ме
ру» в помещении т. Эрмитаж. Здесь дана была новая трактовка сложного вопроса шекспировских постановок.
Мысли Якулова о театре являются ценнейшим вкладом в историю искусства. Они часто парадоксальны, афористичны, они всегда были импро
визацией и всегда выливались в художественных образах.
«Искусство действует, как артиллерийский снаряд, влетевший в тихую обывательскую об
становку: снаряд не приказывает, не просит и даже не напоминает, сказал как-то Якулов, он просто действует, и художник такой же артиллерийский снаряд, а действие его — импровизация».
Н. ГИЛЯРОВСКАЯ


П


ередо мной лежит письмо Георгия Якулова полученное мною за несколько дней до его смерти:
«Лежу в клинике, так как заболел плевритом. Туберкулез в прежнем состоянии. Доктора тре
буют, чтоб я провел зиму в Сухуме... За лето мне удалось лишь кое-как привести себя в полуздоровое состояние, и нужен год нормальной жизни, чтоб придти в полный (относительно) порядок».
Так, не изменяя своему постоянному оптимизму, писал Якулов лежа в плеврите, с хрони
ческим туберкулезом, с легким, простреленным на войне... Так сильна была его воля к жизни,
которая была для него скорее злой мачехой, чем любящей матерью...
И только в конце письма более поздняя приписка карандашом:
«Третьего декабря собрался выписываться, избавившись от плеврита, но схватил грипп и опять застрял».
«Застрял»—и на этот раз, увы, навсегда.
Я не могу писать некролога. Нельзя уложить в черные прямые линии строк жизнь Якулова, его бурную страстную натуру, его огромное обая
ние человека, его блестящий талант живописца, его стремительную силу театрального новатора, его парадоксальную и мятежную фантазию.
Умер большой человек, большой художник, большой мастер, таивший в себе гениальные за
мыслы и возможности, гордый романтик жизни и искусства, неугомонный искатель новых путей,
никогда не знавший тоски по «вчера» и всегда бесстрашно врывавшийся в новое «завтра».
Якулов никогда не закреплял за собой занятых позиций. Не поэтому ли он не получил при жизни того признания, на которое он имел все права...
Он умер одиноко, вдали от родных и друзей... Умер незадолго до своего юбилея, незадолго
до своего возвращения в Москву, о чем он так мечтал...
Наш общий долг — собрать все то, что создал его прекрасный и вдохновенный талант и закре
пить в растущих поколениях его замечательный и волнующий образ. А. ТАИРОВ


ПОХОРОНЫ Г. Б. ЯКУЛОВА


Тело Г. Б. Якулова было привезено в Москву. 7 января в 11 ч. утра состоялась гражданская панихида. С речами выступали А. В. Луначарский, Ю. М. Славинский, О. Д. Каменева, А. В. Лентулов и др.
Под звуки похоронного марша траурная процессия трогается. У Камерного театра остановка.
А. Я. Таиров говорит от имени театра последнее слово Г. Б. Якулову, играет оркестр, и процессия направляется на кладбище Ново-Девичьего монастыре...