все или дрянь и бессмыслица, или трагический маскарад, где уши растут выше лба, где рты растягиваются от уха до уха; где под внешней ви
димостью красивой согласованности — дисгармония и суета.
Мейерхольда можно либо принять, либо отвергнуть. Приняв его, мы должны также принять и догмат о режиссере - вседержителе, о режиссере-самодержце, о режиссере, неограниченном никакими законами, потому что режиссер - то и есть источник закона. Не приняв Мейерхольда,
мы оставляем за собою право говорить о литературе, о законе достаточного основания, об анализе, о логических ударениях, о «правдоподобии» —

об очень многом, о чем в первом случае говорить совершенно излишне. Если Мейерхольд зачинает собой новую главу в истории театра — что очень

возможно — его грехи и отпустятся, как отпу

стили уклонения курса, то на юг, то на север, Колумбу, Васко де Гама и Магеллану. Будущее пока скрыто от глаз, и современный театр, в том
виде, в какой его привел Мейерхольд, германский режиссер Пискатор и некоторые другие, предста
вляет груду глыб и мусора, образовавшуюся от взрыва самых недр театра.

Но, может быть, так и надо с исторической точки зрения. Мусор уберется, площадка расчи

стится, и на месте бывшего театра вырастет что-то новое, которое тоже по привычке будет назы

ваться «театром», хотя с первым у него будет очень мало общего. Все возможно. Но тогда, конечно, опять воскреснут, уже в применении
к этому неизвестному будущему, и обязательные логические акценты, и «правдоподобие», и законы анализа. Появится и будущий поэт «будущего театра», причем совершенно нельзя предвидеть, каков будет строительный материал его поэзии— все-таки слово или доски, рейки, канифас, электрические провода, а может быть, бетон, из которых будут слагаться театральные поэмы.

А. КУГЕЛЬ

„КТО ВИНОВАТ“?

В

полне своевременно поставлен вопрос о театре им. Вс. Мейер
хольда. Пора покончить со всеми неясностями, относящимися к театру, рожденному революцией
и возглавляемому одним из крупнейших мастеров современности.
Глубоко прав тов. Свидерский, указавший в своей статье на то обстоятельство, что театр Мейерхольда хромал и хромает в области коллективного руководства.
Это печальное явление возымело свое начало с самого рождения ТИМ‘а в 1922 году, с постановки «Великодушного рогоносца».

Сейчас же после спектакля появилось резкое деление на сторонников и противников театра.

Вся молодежь стала на защиту большого мастера формы, и «Великодушный рогоносец» был провозглашен родоначальником революционного конструктивного спектакля.
Ряд последующих постановок Мейерхольда укрепил за ним звание художника-революционера и с этих пор ругать его творчество сделалось не только бесполезным, но и прямо опасным.
В недовольном видели чуть ли не контр-революционера, осмеливающегося посягнуть на основы единственного революционного театра.
Вот здесь-то и начал сказываться отрыв театра от общественности. Имя Мейерхольда, как революционера в искусстве, стало настолько авторитетным, что вмешательство в его производствен
ную работу было сочтено излишним, и зритель
должен был довольствоваться тем, что преподносил ему театр под видом «революционного зрелища».
И театр ударился в поиски формы, забыв о содержании, вернее, не придавая ему значения.
Отсюда явились печальные последствия — «революционный театр» стал «театром интеллигенции», сделавшись чуждым пролетарской идеологии.
У каждого из нас остались в памяти письма рабочих в редакции советских газет («Правда») с жалобами на то, что театр Мейерхольда им непонятен. Слыхали мы и местные частушки
Слабое распределение льготных билетов в ТИМ на фабриках и заводах служит лучшим подтверждением факта отчужденности театра от рабочего зрителя.
Театр перестал существовать, как коллектив. Вся его работа — плод личного творчества Мейерхольда, зашедшего далеко в сторону от общественности и думающего лишь о новизне формы и оригинальности замысла.
Отдельные представители советской общественности, осмеливающиеся поднять голос против «режиссерской монополии», обзываются «мещанами» и «тупицами».
Критические статьи по поводу театра и его работ встречают резкую отповедь со стороны

Мейерхольда, не останавливающегося в подборе своих выражений по адресу противников.

Мейерхольд не только оторвался от общества и не пожелал считаться с его запросами, но и отго
родился прочной стеной от здоровой массовой критики.
Театра им. Вс. Мейерхольда—нет. Есть — Мейерхольд!!!
Виной этому—тο, что пролетарский коллектив не сумел во-время сказать веское слово и за
ставить театр выполнить общественный социальный заказ.
Но, разумеется, глубоко неправы те, кто уже похоронил Мейерхольда, как творца. Он находится в полном расцвете сил, и временный его отрыв

от советской действительности является плодом нашей собственной ошибки.

Если нет театра, должна сохраниться лаборатория, экспериментальные мастерские, в которых, наряду с созиданием новых форм зрелища, должны вестись поиски равноценного им содержания.
Для этого не надо ездить за границу. Надо тесней связаться с массой и, под ее контролем, работать над созданием подлинно-революционного театра.
Нам не нужно творцов-индивидуалистов!
Да здравствует мастер-художник-общественник!!!
Клубный режиссер Е. КОНСТАНТИНОВ
рабочих: «Не пойду я к Мейерхольду, пусть не обижается».