лепного пренебрежения к вопросам о читателе, к будничной работе и ее трудностям? И ища ответа на этот вопрос, невольно вспоминаешь с неко
торым удовлетворением, что по другому случаю в отношении этого же неудачливого деятеля тов. М. Н. Покровский в журнале «Историк-Марксистне так давно беспощадно высказался следующим образом: «Чужаку ничего не остается,
как отправить свою книжку к надлежащему прирожденному, так сказать, читателю, в Прагу или в Париж, что ему приятнее»... И дальше М. Н. Покровский по поводу одного из «кри
тических» выступлений Чужака замечает, что «менее добросовестной трактовки цитируемого и критикуемого автора, чем это сделано М. Чужаком... представить себе нельзя». Казалось, это ли не должно служить исчерпывающе острым и метким предупреждением Чужаку и чужачкам на будущее?
Пора же, наконец, понять, «что сейчас необходимо более серьезное отношение к делу, более внимательное и повседневное освещение жизни театров, большая помощь им.
И театр, и критика по театру могут, должны,
обязаны держать ответ перед пролетарской общественностью, контролирующей их работу, выпра
вляющей их ошибки, содействующей дальнейшим
достижениям. Но не беспочвенным упадочно настроенным скептикам, по сути дела, не верящим в наш строительный рост и только отыг
рывающимся на «идеологии» по линии театра принадлежит право говорить от имени нашей организованной общественности. Театральная об
щественность и вся театральная организация, ни на одну минуту не закрывая глаза на труд
ности, препятствия, недостатки и затруднения, пойдут вперед по путям развития, указанным театру партией и советской властью, через пов
седневную деловитую работу (и не иначе!),
сочетая твердость принципа с гибкостью тактики, (а не наоборот!).
И на этом своем пути, не отвлекаясь в сторону мелкого критиканства или споров с ним, мы на
деемся, что и театр и наша общественность, этому театру содействующая, обойдутся без пессимистических «чужаков» от театра на его современном ответственном этапе.
С демагогией пора кончить!


П


ричиной всех высоких достижений нашего театра считают обыч
но нашу первоклассную
режиссуру. Режиссер — это все. Это он знаменует собой театральную культуру. Он дает направление, он делает постановку, он оформляет, он пла
нирует действие, он толкует и вскрывает, он дает композицию и чего только он не делает! Для всех этих мани
пуляций ему, между прочим, нужен и так называемый дра
матург. Нужны же в самом деле какие-нибудь там реплики, ну, роли, ну, наконец, сюже
тец. Надо же иметь какойнибудь материал, сырье, от ко
торого можно оттолкнуться. И режиссер действительно оттал
кивается — он отталкивает драматурга и начинает творить.
Повелось у нас такое положение вещей уже давно, с реформы Художественного театра, а Мейерхольд, доведший их до абсурда, является, будем надеяться, их завершителем.
В МХАТ ах и до сих пор при всяком неудобном случае очень любят утрировать Вл. Ив. Неми
ровича-Данченко, приводя одно из его изречений: «С того момента, как драматург дал свою пьесу в театр, он для театра умер». Так величественно и грациозно указывает режиссер драматургу его место, — очевидно, в гробу.
Все это, конечно, в корне ложно и вредно, все это является уродливой односторонней гипертрофией, все это только показывает, что формальное выхолощенное эстетство еще продолжает цепляться за свои права и убивает в искусстве театра непосредственное и актуальное отношение к проблемам жизни.
Надо понять, что спектакль целиком определяется драматургом. Он знает, что он пишет для театра, что его пьеса будет показана со сцены, что созданные им слова будут произносить актеры и что именно эти актеры и являются подлинными
о режиссерском САМОВЛАСТИИ
проводниками его идей, его образов и его эмоций. Все это он учитывает и, учитывая, пишет специ
альными приемами. На то он и драматург. Режис
сер же, как организатор спектакля, является исполнителем его автор
ской воли. Режиссер — это высоко квалифицированный технический спец при драматурге. В этом его трудная и ответствен
ная миссия. Но бывают такие случаи, когда в
режиссерском мире появляются гении, например, тот же Мейерхольд. Этим режиссерам тесно с дра
матургом, тесно с актером и вообще тесно. Им необходимо развернуться, и они ищут для этого подходящий случай. Конечно, они могли бы и сами научиться писать пьесы, для гения это не так уж трудно, но заниматься пустяками им не хочется, и они, идя по линии наименьшего сопроти
вления, пользуются готовым материалом. Они
берут законченное, уже имеющее определенную форму произведение и начинают кромсать его, тасовать, вертеть, передергивать и вообще гениальничать. Получается досадная недоговорен
ность. Нечто вроде независимой зависимости. Таким режиссерам, а их, к счастью, не так уже много, и может быть, они вообще идут на убыль,
уже лучше самим составлять эта
кие режиссерские партитуры, вольные композиции их реплик и положений, каковые и могли бы служить для них простым поводом к сверх-театральным экспериментам. Кусочек из Шекспира, кусочек, может быть, из Островского, полкусочка из ка
кой-нибудь, там, современной пьески, все это
перемешать, смонтировать и преподнести. Может получиться зрелище неожиданное. Откровенная игра для игры. Великолеп
ная бессмыслица, которая - и уж, кстати, без всяких компромиссов, — позволит таким режиссе
рам раскрыть перед зрителем свою идеологию и свое миросозерцание. Алексей ФАЙКО.