ПУСТОЕ ДЕЛО
З
наете, в нашем доме маленькая неприятность случилась. Подкололи одного человечка.
А только надо отдать справедливость — все произошло очень культурно.
В другом, более мещанском доме, началась бы перед этим фактом разная буза, драка, мордобой. Стали бы почем зря стекла выбивать, перила портить и так далее.
А тут тихо и смирно поругались два частника по семейному делу и один другого немного подколол. И спасибо у того были надеты, ввиду холодного времени, ватник, жилетка и три рубахи. А то так бы и помер в страшных мучениях.
Ну, ясное дело, вызвали скорую помощь. Милицию. Одного туда. Другого сюда. Рассовали. И на этом дело окончилось. Хотя как сказать.
Начали жильцы высказывать свои первые впечатления насчет убийства — кому, дескать, теперича комната достанется. Дескать, частник Костя
Пономарев, дай бог ему добра, арестован и тем самым, так сказать, очищает свою жилплощадь. Так вот — кому ее дать? Кандидатов черезчур много. Все в нетерпении. И у некоторых стаж, может, с 17 года.
А тут еще сам убитый начал встревать в это дело. Прислал фельдшера из больницы. И просит Костину комнату за ним оставить.
И мало того — вскоре сам появляется на нашем горизонте. Ему там в больнице подправили его дырку, и вот он снова заявляется, набравшись сил. И начинает предъявлять разные немыслимые требования. Дескать, кого подкололи, тому и комната. Дескать, такой декрет есть. Председатель товарищества говорит:
— Я извиняюсь, хотя такого декрета определенно нету и это есть чистая демагогия, по, говорит, надо войти в положение потерпевшего объекта. Тем более он, сукин сын, проживает на кухне и дышит разным вредным перегаром и все таки его подкололи, а нс другого.
А тот, холера, нарочно ходит сгорбленно, охает и все время берется ручкой за свое подколотое место, дескать, он черезчур страдает.
Ну, жильцы вроде как отступились. Потому видят — убитый совершенно осатанел и своего добра не выпустит.
Ну, махнул рукой. Дескать, пущай владеет. Пес с ним! Его счастье!
Хотя как сказать. Счастье оказалось не горазд крупное. Косте Пономареву дали всего полгода.
А очень убитый через это расстраивался. To-есть, жалко было на него глядеть. Даже другие кандидаты начали его успокаивать.
— Да вы, говорят, особенно не горюйте, молодой человек. Не убивайтесь так. Вы рассудите, ну за что ему больше дать? Что он деньги растратил или но морде вам дал при исполнении служебных обязанностей?
Убитый говорит:
— Да, это верно. Я понимаю. Дело пустое. А только я так думаю, что полгода мне маловато. Мне это только только обжиться в его комнате. Ему говорят:
— Ну, может, он вернется и еще раз вас подколет. Может, он увидит что вы в его комнате проживаете, и угробит вас. Может, ему тогда крупней дадут. Может, ему года полтора дадут? Убитый говорит:
— Нету, братцы. Я вижу, что меня зря подкололи. Ну, хорошо, Костя через полгода вернется. А нуте он на днях вернется? Нуте он скорей всего попадет под амнистию и завтра явится? А я, значит, так и жди его?
Так убитый и не переехал в Костину комнату. И, пожалуй, хорошо сделал.
М и х. Зощенко
ЖАЛОБНАЯ КНИГА МХАТ’а.
Л
ежит она, эта книга в специально построенном для нее музее Художест
венного театра. Ключ от музея хранится у музейного смотрителя Н. Телешова. На деле же никакого ключа не нужно, так как музей открыт всегда. Раскрывайте книгу и читайте.
«Многоуважаемые товарищи! Проба пера!».
Под этим нарисована печальная рожица с длинным носом, слегка напо
минающая автора пьесы «Безумный день, или Женитьба Фигаро» Бомарше. Под рожицей написано:
«Сто картин, луна, балет... А спектакля, в общем, нет!».
«Приехав в сей театр и глядя из ложи на «Горячее сердце», у меня украли калоши.
Ответработник».
«Кто писал, не знаю, а я, дурак, принимаю.
Зав. лит. частью П. Марков».
«В ожидании отхода от Бронепоезда обозревал физиогномию начальника главискусства и остался ею весьма не
«Булгаков социалист!».
«Находясь под свежим впечатлением возмутительной постановки... (зачерк
нуто). Проезжая через этот театр, я был возмущен до глубины души сле
дующим (зачеркнуто) на моих глазах
произошло следующее возмутительное происшествие, рисующее яркими крас
ками наши театральные порядки (далее все зачеркнуто, кроме подписи): ученик 7-го класса Унтиловской гимназии
Леонид Леонов».
«Приношу начальству мою жалобу на народного артиста республики К. С.
Станиславского за его грубость в от
ношении моей пьесы «Растратчики». Пьеса моя вовсе не плохая, а, наоборот, очень хорошая.
Валентин Катаев».
доволен. Объявляю о сем по внутренней линии.
Неунывающий
инкогнито».
«Я знаю, кто это писал. Это писал К. С.».
«Граждане! Судаков гений!».
«Кто найдет хорошую роль, тот пущай отдаст в кассу для Василия Ивановича Качалова».
«Проезжая через театр и будучи настроен в рассуждении что бы сыграть, я не могу найти пьесы.
Леонидов».
«Профработою украшайтесь!».
«Прошу для МХАТ а не писать посторонних пьес. За начальника станции
Иванов Всеволод».
«Хоть ты и Всеволод...» и т. д.