Ч У Д А С И Я,

ИЛИ МЕФИСТОФЕЛЬ В СТОЛИЦЕ

(Разоблачительная поэма)
Крокодил разевает пасть не для того, чтобы зевнуть. Восточная мудрость.
ГЛАВА I
АНТРЭ С ПЕРЕОДЕВАНИЕМ
Совершенно серьезно, сударыня!
Сальвадор де-Мадириага— Священный жирафф .

Р

анней весной, утром, в каморке шестого этажа, некий молодой человек совершал свой туалет. Вертясь наги
шом перед зеркалом, сей симпатичный хлюст отстегнул и снял со спины два черных пропыленных крыла, на
подобие орлиных, и сложил их в шкаф. Затем вертлявый брюнет убрал с головы два рога, завернул их в старый номер Ленинградской Правды и положил в фермуар письмен
ного стола, рядом с лежавшим там хвостом. Хвост этот был густо пересыпан нафталином, дабы увенчивающий его пучок волос не пожрали зловредные челюсти моли.
Туда же, в стол, сложил он и огненно-красный плащ, и багровый колпак, какой носили дьяволы во времена немецких романтиков, а также и туфли из свиной кожи, с загибающимися вверх носами, похожие на каравелы испанцев.
Спрятав всю эту старинную рухлядь, молодой человек облачился в пиджак фасона советский бостон , непомерно узкий в бедрах, затем повязал модный галстук, какой-то фио
летово-кровавый, пронизанный молниями, яркий, как зад обезьяны. Надел он и вязаный жилет, пестрый, как ган
грена, и башмаки на резиновом ходу. Одним словом, стал он похож на обыкновенного партикулярного советского хлыща, какие в полдень мертвой зыбью качаются на Петровке или на Невском.
Подобным фертом периода передышки и реконструкции, с портфельцем в руках, молодой человек вышел из своей каморки. Прошел на цыпочках через комнаты коммунальной квартиры, где храпели в предслужебном сне астматики и невропаты по двенадцатому раз
ряду тарифной сетки. Вышел на улицу. Перед ним открылся обыкновенный пейзаж большого города — памятники героям, хо
лодильники, парки, скотобойни, ателье, общественные уборные, ангары, шлюзы, стоки дрена
жей, вокзалы, соборы, тюрьмы, бани.
Знобимый весенним рассветом, Ленинград походил на прачешную, в которой все заволок мыльный, мутный пар тумана.
Неубедительное солнце она
нистов и неврастеников проглядывало сквозь марлю атмос
феры. По улицам шли люди, будто безглазые, — такие серые.
Бродили собаки, похожие на козлов - рогатые какие-то и бо
родатые. Все сущее вдыхало особый химический состав из азота, кислорода и запахов кон
ского навоза, условно именуемый воздухом. Последняя блед
ная звезда скептически таяла в этом мерзостном растворе, как жемчужина в уксусе.
— Да! Города сильно изменились со времен достопочтенного Вольфганга Гете! - произ
нес про себя молодой человек с портфелем. — Это тебе не Франкфурт-на-Майне сороко
вых годов девятнацатого столетия.
Рис. К. РОТОВА
С этими словами респектабельный молодой человек пошел по Фонтанке и очутился перед зданием ленинградского Областного Суда. В ленинградском Облсуде начинался трудовой день.
Молодой человек с любопытством и вниманием наблюдал, как в амфилады судейских комнат деловито собирались люди в толстовках, стопроцентные пролетарии, бывшие водопроводчики, плотники, металлисты и волостные писаря, служители классовой Фемиды.
Наш молодой человек прошел в глубь здания суда. На дверях он прочел дощечку: Инструкторско-Ревизионный Отдел Облсуда .
Он открыл дверь и вошел. Глазам его представился воспетый бытописателями пейзаж утренней канцелярии. Сонные регистраторы передвигались, как лунатики, меж столов. Счеты начинали ворковать. Клавиши пишущих машинок брали первые ноты симфонии дня под виртоузными пальцами машинисток, как маленькие аккордеоны советских будней. Начиналась величественная оратория судейской канцелярии.
— Вам куда, гражданин? — спросил молодого человека какой-то безразличный и ворчливый голос. — Если к начальнику отдела, то вам придется подождать.
Молодой человек принялся ожидать, скучая. Глядя на этих суетливых ярыг, упивающихся сухим шампанским делопроизводства, молодой человек думал:
— Да, сущность суда в этой стране, очевидно, сильно изменилась. Изменились суды и кодексы! Изменились подсудимые и приговоры! Но в кан
целяриях, в этих предбанниках судилищ, осталось не мало преж
них казуистических людишек. И эти воинствующие ракуш
ки, всплыв со дна морского, облепляют киль нового корабля,
мешая ему разрезать воду истории.
В двенадцать часов пришел заведующий Ревизионно- Инструкторским Отделом Облсуда, товарищ Грифцов. Он прошел в свой кабинет, раз
махивая портфелем из кожи нильских крокодилов и сияя лысиной, до того напоминающей
биллиардный шар, что хотелось ударить в нее кием. Еще два часа прождал молодой человек сию персону. Наконец, из ка
бинета выскочил, пенясь, как струя из вскрываемой нарзан
ной бутылки, бездельник для поручений и неистовым шопотом сказал молодому человеку:
— Вы к товарищу Грифцову? Как прикажете доложить?
Молодой человек встал, выпрямился, взглянул в глаза бездельника и произнес:
— Скажите, что его спрашивает Мефистофель!
А. Тур.
...Перед ним открылся обыкновенный пейзаж большого города — памятники, холодильники, парки, скотобойни, ателье, общественные уборные и соборы.