МАЛЕНЬКИЕ РАССКАЗЫ

ПУНКТИРОМ
Т
о, что здесь описывается, происходило на моих глазах. Я это видел явственно, но, так сказать, пунктиром, который применяют художники, когда они должны изобра
зить, скажем, все виды шведской гимнастики на примере одного нарисованного человека. Этот человек стоит в центре, а вокруг него пунктиром изображены возможные движения.
Без пунктира учебники не обходятся. Жизнь - тоже.
По крайней мере, я ясно видел то, что здесь описано. Мне нужно было перейти через дорогу, но мостовая была занята. Застопорилось движение. Воз с кирпичами стал поперек и не мог сдвинуться. Пришлось подождать минуты две. Около меня тоже ожидало несколько человек. Среди них— юноша, довольно красивый и привлекательный. На мостовой среди автомобилей и повозок ждал возможности проезда и большой воз, очень высоко нагруженный. Наверху, на высо
те почти этажа, сидел возница, а на самой вышке в центре— молодая девушка. Очевидно, она имела отношение к этой перевозке. Не знаю, какие это были вещи. Похоже, что пе
реезжал клуб, и девушка, клубная работница, сопровождала вещи. Она была весела и возбуждена. Необычно высокий воз, возглавляемый ею, привлекал к ней внимание. Она смея
лась, потряхивала короткими волосами, поворачивалась всем телом, наполовину свесив чуть-чуть разбросанные в стороны ноги. Она была привлекательна, к ней шла вся эта молодая, немного озорная ситуация, связанная с ее местонахож
дением на высоком возу. Она преувеличенно-весело смеялась, что-то говоря вознице. Она охотно показывала свои белые, молодые, хорошие зубы. Она играла... Из чего только женщина не делает игры для себя.
Стоящий рядом со мной молодой человек посмотрел на нее, и глаза их встретились. Я отчетливо видел, что она заинтересовалась им. Ее взгляд остановился на нем. Она заду
малась. И тут начался пунктир, который я отчетливо видел вокруг нее и вокруг моего соседа.
Он был не совсем как в учебнике шведской гимнастики, где речь идет о нагибаниях и приседаниях. Это было гораздо сложнее, и подробное начертание отняло бы много вре
мени и места. Но я перечислю главное из того, что я видел пунктиром. Девушка слетела с воза — по прямой линии. Она оказалась рядом с молодым человеком. Она стала с ним рядом, чтобы измерить его рост. Она прижалась к нему и заглянула ему в лицо. Она обняла его и привлекла к себе. Она целовала его, ласкала и заставляла ласкать себя. Она узнала его характер, его привычки и вкусы. Она вспомнила все свои качества для того, чтобы выставить необходимые требования. Она точно прикинула и взвесила все, что он может ей дать.
Но... Вдруг ее что-то остановило. Это — его тонкая нежная шея и хрупкие, довольно узкие плечи. Это — смутило ее. Тонкая шея и узкие плечи остановили ее увлечение. Они поколебали ее. Человек с такими плечами и такой нежной, сла
бой, изогнутой шеей не очень стоек в жизни. Он, пожалуй,
не выдержит ее тяжести. Он слишком мечтателен. Он будет плохо работать, поздно спать, зарывшись в подушку лохма
той головой. А его руки? Да, эти руки тоже слишком тонки и слабы. Такие пальцы хорошо перебирают волосы, изящно держат папиросу, красиво мешают ложечкой в стакане, но это не руки для борьбы и поддержки. Она коренастая, опытная, крепкая, развитая девушка. Она смела, практична, наблюдательна. Она не боится сидеть на высоком возу. Она ве
село и буйно потряхивает волосами. Она звонко смеется, но она не безрассудна. У него, у этого молодого человека, хоро
шие, ленивые и горячие серые глаза. У него красивый нос, такой приятный рот... Это ясно — такой рот притягивал не одну женщину... У него такая красивая голова... Пунктир опять вьется вокруг нее. Линии переплетаются и образуют очень много сложных рисунков.
Но внезапно пунктир рвется. Он обрывается опять на тонкой, слишком нежной и слабой шее, на хрупких плечах, на тон
ких руках и на ногах, так мягко, деликатно переминающихся на тротуаре. По ним сразу видно, что это выходец из чуждого
класса.. Девушка опять скользит взглядом по лицу молодого человека, и это уже прощальный взгляд. Нет, этот не по ней. Она примерила его к себе. Не подходит. Ей нужен другой. Она сидит на возу, чуть разбросав ноги — молодая, озорная, крепкая, губастая, веселая, но она знает, что она не такова. Она все-таки женщина. Она знает себя и маленькой, слабой, неуверенной, часто беспомощной. Ей нужен защитник, крепыш, силач, мужчина. Прощай, милое, красивое лицо... Про
щай... Ее взгляд становится грустным. Улыбка на мгновение задумчивой и печальной.
Пунктир окончательно обрывается.
Девушка поправляется на своей вышке. Она меняет позу. Она уже говорит что-то вознице — без улыбки, будничны
ми губами. Она уже не смотрит на молодого человека. Ей неудобно сидеть. Она шире разбрасывает ноги. Это неизящно. Но ей это все равно. Она только что порвала с человеком. Ей неважно, какое это произведет впечатление. Она устремляется вперед. Почему затормозилось движение? Ах вот, на
конец, пролезли эти кирпичи. Нy, хорошо, теперь воз поедет дальше.
Все это длилось не больше двух минут. Движение разрядилось. Воз с девушкой проехал. Я давно на другом тротуаре. Молодой человек тоже. Он перешел со мною. Знает ли он, что он был близким человеком, другом, мужем неизвестной
девушки, сидевшей на возу?.. Правда, только очень короткое время, ведь он был отвергнут ею. Знает ли он это?
Не знаю. Впрочем, это не так важно. Да здравствует огонь человеческого воображения, быстрота крови и сила человеческого сердца!
НЕБОЛЬШОЕ ПРОИСШЕСTВИЕ О
коло моей постели резкая возня, кошачий топот и писк. Просыпаюсь. Светло. Кошка поймала мышь. Она усе
лась с нею посредине комнаты. Я имею возможность видеть все.
Страшные когти уже вонзились в несчастные худенькие бока. В глазах мыши — последние предсмертные размышления, а именно: последние по трагизму колебания между глу
бочайшим удивлением и совершенно необоснованной надеж
дой. Воображаю, как бьется ее крохотное сердце! Она уже без сил, но пищит.
Еще бы! Несчастье свалилось так неожиданно. Две вонючие, поганые, горячие и такие безнадежно каменные лапы держат ее. Сверху льется неописуемое по мерзости дыха
ние зверя. Видна адская машина белых безжалостных зубов. Гибель. Как это случилось? Что делать? За что?
Впрочем, описывать состояние мыши не для чего. С ней через минуту будет кончено. Кошка ее съест.
Но, интересно, почему она медлит? Сыта?
Какая самодовольная морда! Какая уверенность!
Странно, она даже отнимает от мыши свои лапы. Она их широко раскладывает. Она дает мыши иллюзию свободы. Удивительно - она даже отходит на шаг! Она предлагает мыши бежать...
Мышь одна на полу. Ее исколотые бока тяжело вздымаются. Но она не бежит. У нее нет сил, нет веры.
И поразительно! Посмотрите, что делает кошка! Она лапой подталкивает ее: беги, мол, чего там.
Провокация для того и существует, чтобы ей поддаваться. Самые умные люди становятся жертвой провокации.
Мышь бежит, конечно...
Но кошка одним прыжком, без усилий, с безмерным, отвратительным самодовольством ловит ее и опять садически вкалывает в бедные бока когти.
Зажав жертву, она смотрит по сторонам. Ну, конечно, это игра. Она отпустила мышь потому, чтобы опять испытать радость охотника.
Но, вот, уже не с кем, мышь еле дышит. И все же кошка опять — лапой, четким движением — подталкивает ее, полумертвую, и когда та не бежит — просто швыряет ее.
Швыряет и ловит, искусственно возбуждаясь и делая вид, что очень трудно ловить мышь. Она как бы говорит:
— Вы думаете, легко поймать мышь? О, с мышью нужно бороться! Вы видите, как она вырывается и бежит, сколько раз ее нужно ловить?!
Но это - гнусная ложь. Типичная полицейская провокационная ложь. Ложь душителя самой дешевой марки. Ему всегда нужно иметь оправдание кровавой своей победы. Ему, мерзавцу, мало душить, надо еще дискредитировать жертву. Ему нужно, чтобы жертва была плохая, чтобы она оказывала сопротивление.
Большая, толстая, она хочет из этой крохотной жертвы своей еще выжать славу для себя.
Через полминуты она опять душит мышь, опять швыряет ее. Изогнув хребет, подняв хвост, налетает на нее — уже совершенно мертвую, как на невероятную опасность. Какая мерзость! Зачем это ей нужно?
Она ни за что не хочет чтобы победа ее казалась легкой.. Она хочет, чтобы лавры победителя были облагорожены усилиями, риском, борьбой...
...Я ненавижу бить животных. Никогда этого не делаю. Но тут рука сама тянется к сапогу. С полным убеждением я размахиваюсь им и швыряю во всю эту гнусность. К чортовой матери!
Ефим Зозуля