БЕНГАЛЬСКИЙ ЗЯБЛИК

В

маленьком городке, в Моздоке, жили два приятеля. Мы не приведем здесь их имен, ибо один из них знаменит, и сочинения его переведены на тридцать языков, а фу
гой пребывает в безвестности, и подлинное имя его все равно ничего не, скажет миру. Поэтому назовем их Коекаков
и Вселенский, именами неправдоподобными, но не лишенными смысла.
Коекаков и Вселенский были дружны с детства.
Они вместе играли в любительских спектаклях, целовали одних и тех же девушек с талиями тонкими, как намек.
Они вместе сражались на фронтах гражданской войны. И, наконец, служили вместе в одном и том же научном мине
ралогическом комитете по разработке философского камня в рудах Моздокского района.
С некоторых пор Коекаков стал замечать, что Вселенский задумывается. Среди балансов и копиручета Вселенский вдруг вздымал горе прозрачные эфироносные глаза и взгля
дом совершал головоломные виражи над столами и счетами. Изредка Вселенский вынимал книжечку и что-то записывал, или же вдруг начинал беззвучно шевелить губами. Хуже того, — он начал читать. На столе у него, рядом с окрошкой и недодушенным мерзавчиком, появился какой-то Бальзак, Флобер и - стыдно сказать — Гоголь.
Коекаков начал серьезно опасаться за своего друга. Беспокойство его особенно возросло тогда, когда Вселенский однажды начал говорить спросонок.
Обычно Вселенский говорил со сна о примусе, водкекислярке и о дочери начальника станции. Но на этот раз слова его звучали совсем иначе. Романтический бред сры
вался с губ, орошенных пеной. Он выкрикивал что-то о туарегах пустыни, о сибирской тайге, об афонских пилигримах, о джунглях и дилижансах.
Говоря конкретно, Вселенский стал писателем. Он написал роман и назвал его звучно и заманчиво — «Бенгальский тигр». Когда, захлебываясь и волнуясь, он прочел свое произведение Коекакову, тот совсем расстроился:
— Эх, Вселенский, Вселенский, — сказал Коекаков, — не голова у тебя, а чердак. А так как чердаки вообще плохо обставляются, то и у тебя в голове пусто.
Однажды темной ночью Вселенский бежал из Моздока. Экспресс унес его в Москву. Коекаков до того горевал, что две недели не мог протрезвиться.
А через полгода в Моздок прибыл журнал, на обложке которого был изображен молодой человек в круглых очках и стояла надпись: «Известный писатель Христофор Вселенский— автор нашумевшего романа «Бенгальский тигр». В тексте же статья народного комиссара подчеркивала, указывала и
отмечала, что Вселенский великий попутчик — до последней станции.
Увидев портрет знаменитого писателя и статью, Коекаков сначала подумал, что это другой Вселенский, но все же, несмотря на очки, он явственно узнавал лицо своего друга Христофора. Потом он ощутил такое чувство, будто кто-то его обидел, и он остался в дураках.
Меж тем на следующий день прибыл еще журнал, в котором значилось, что роман великого писателя Вселенского «Бенгальский тигр» выходит вторым изданием и что Вселен
ский подготовил к печати книгу рабочих песен, написанных гекзаметром. Почти каждый день приходили в Моздок газеты и журналы, в которых знаменитый Вселенский изобра
жался в разных позах: «Вселенский в домашнем быту», «Вселенский в рабочем кабинете», «Вселенский на пляже», «Вид на Вселенского с Воробьевых гор», «Вселенский ан фас», «Вселенский в три четверти».
Хроника каждый раз сообщала, что Вселенский переведен на английский язык и на язык берберов, что Вселенский
уезжает на курорт и что барселонская Академия Изящной Литературы избрала Вселенского своим почетным членом и прислала ему наложенным платежом шпагу и берег.
Коекаков все более удивлялся. Он не понимал, как это случилось — жили два приятеля Коекаков и Вселенский и вдруг один из них внезапно стал знаменитостью, богачом, великим. А другой пребывает в ничтожестве, в забвении. Почему Вселенский стал знаменитым, а Коекаков нет? По
чему о Вселенском пишут, что он завтра отбывает с вечер
ним поездом на курорт, а о Коекакове ничего не пишут? Почему Вселенскому присылают шпагу и берет, а Коекаков носит толстовку и штиблеты? Коекаков не мог понять, по
чему его друг Вселенский мог написать роман «Бенгальский тигр», а он не мог.
Нет, — он тоже, если бы захотел, написал «Бенгальского тигра». Неужто Вселенский сделан из другого мяса, из другой плоти, нежели Коекаков?
И Коекаков решил заявить, что это он написал «Бенгальского тигра» и что он, а не Вселенский заслуживает шпаги и берета. Он написал десятки писем и редакции московских журналов, в которых сообщал, что Вселенский украл его, Коекакова, роман, переменив лишь название: Вселенский написал «Бенгальского тигра», а у Коекакова этот роман назывался «Бенгальский зяблик».
Лавры Вселенского стали манией Коекакова. Вожделенные мечты о славе вонзали свои торжествующие шипы в его бренную грудь. Ежедневно он писал десятки, сотни писем в московские редакции с требованием развенчать Вселенского и вознести Коекакова, великого автора «Бенгальского зяб
лика». Он требовал в этих письмах сослать Вселенского на каторгу, заточить его в тюрьму и даже расстрелять. Он настаивал, чтобы ему прислали в Моздок шпагу и берет, незаслуженно доставшиеся Вселенскому.
В Москве, в редакциях посмеивались над его письмами, назвали его моздокским сумасшедшим, бенгальским зябликом. Сначала его письма читались, над ними хохотали, о них хо
дили анекдоты в литературных кулуарах. Потом письма со штемпелем Моздок перестали распечатывать, и уборщица растапливала ими печи. А Коекаков уже забросил службу и целый день только и делал, что писал письма, в которых Вселенский обзывался плутом, вором, неслыханным негодяем, украв
шим славу и бессмертие у Коекакова. Он жил впроголодь с женой и детьми, так как все его деньги уходили на бумагу и почтовые марки.
А Вселенский написал еще десять романов и делался все более знаменитым. И однажды, когда Коекаков увидел Вселенского снятого рядом со знаменитой кинематографической звездой — он не выдержал и поехал в Москву с женой, детьми и до
машним скарбом. Там, в Москве он окончательно уличит Вселенского и отнимет у него деньги, славу, шпагу и берет.
В Москве, едва ступив на перрон Брянского вокзала, Коекаков скоропостижно скончался. Он умер не то от разрыва сердца, не то от разлива желчи.
Единственным человеком, которого знала его жена в этом чужом городе, единственным знакомым покойного Кое
какова был великий писатель Вселенский. Жена Коекакова прошла к Вселенскому через анфиладу комнат и строй секретарей.
Вселенский заказал своему старому другу пышные похороны по первому разряду. Белые кони везли колесницу с тощим телом Коекакова через весь город.
Великий писатель шел за гробом.
А на утро газеты поместили снимок: «Вселенский хоронит своего друга». Это был единственный раз, когда на имя Коекакова упал косой луч обетованной славы.
Тур