Рис. КУКРЫНИКСЫ
(Отчет о диспуте Писатель и политграмота . Состоялся 7/Х в театре Революции)
Некоторые скептики утверждают, что наши писатели плохо пишут.
Это преувеличено. Пишут они хорошо. А вот гово
рят, действительно, неважно. Объясняется это тем, что большинство из них обучалось в гимназиях и до сих пор при виде кафедры, к которой их вызывают, испытывают непобедимый страх.
Между прочим, в своем быту писатели очень разго
ворчивы. Как гимназисты на большой перемене. С жаром и жестикуляцией они набрасы
ваются друг на друга, дергают за пуговицы, кричат об «уста
новках», о целеустремленности, о смысле жизни. Но стоит им только собраться в одном месте, усесться за стол под взгля
дами публики и подчиниться воле диспутного регламента, как гимназический страх вселяется в их робкие души.
— О чем сегодня будет спрашивать Суслин? Ты не знаешь? — О реках и озерах Южной Америки. Я ничего не выучил. II вызванный к доске ученик, вместо того, чтобы плавно
повествовать о реках и озерах Южной Америки, пытается рассказать о флоре и фауне Соломоновых островов (сведения, почерпнутые из Жюля Верна).
На этот раз писателям был задан урок о Пильняке.
— Что будет? — трусливо шептала Вера Инбер. - Я ничего не выучила.
Олеша испуганно писал шпаргалку. Всеволода Иванова грызло сомнение: точно ли река Миссури является притоком реки Миссисипи. Зозуля, согнувшись под партой, лихорадочно перелистывал подстрочники, решебники и темники.
И один только Волин хорошо знал урок. Впрочем, это был первый ученик. И все смотрели на него с завистью.
Он вызвался отвечать первым и бойко говорил целый час. За это время ему удалось произнеся и все свои фельетоны и статьи, напечатанные им в газетах по поводу антисоветского выступления Пильняка.
На него приятно было смотреть.
Кроме своих собственных сочинений, Волин прочел так же несколько цитат из «Красного дерева».
Публика насторожилась. Посыпались записки. Одни требовали ареста Пильняка. Другие просили прочесть «Красное дерево» целиком и полностью, яко бы для лучшего ознако
мления с проступком писателя. Кроме того поступила записка с вопросом: «Будут ли распространяться норвежские сельди, поступившие в кооператив № 84 и по какому талону».
После Волина говорил Зозуля.
Нежным голосом он сообщил, что писатели вообще поди мало сведующие и что им нужно учиться, учиться и учиться. При этом Мих. Девидов покраснел. Он, как
видно, совсем не знал урока и рассчитывал только на то, что его не вызовут.
Ученику Шкловскому, как всегда, удалось обмануть учителя.
Ученик Шкловский.
Он все-таки произнес речь о флоре и фауне Соломоновых островов, хотя были заданы реки и озера Южной Америки. Легко обойдя вопрос о Пиль
няке, Шкловский заявил, что писателю нужна вторая про
фессия и только тогда он будет хорошим писателем.
На брошенную ему записку ученик Шкловский Виктор не ответил. Записка была гадкого содержания:
«Вторая ваша профессия известна — вы непременный участник диспутов. Но какая же ваша первая профессия?»
Всеволод Иванов боязливо пробрался к кафедре. Ему мучительно хотелось сказать, что он не оратор, но вспомнив, что это выражение уже при
надлежит Горькому, он совсем растерялся и урока не ответил.
Вера Инбер наполнила зал меланхолическими стонами.
— Вы жалеете птичку? — сказала она тоненьким голоском.
—Жалеем, — хрипло ответили сидевшие в первых рядах контрамарочники.
— А овечку вы жалеете?— допытывалась писательница.
Зал видимо жалел овечку.
— Так пожалейте же и писателя, — заключила Вера Инбер. — Ему очень, очень трудно писать!
Так как это не имело никакого отношения к Пильняку, то зад сочувственно похлопал писательнице.
Юрий Олеша читал свою речь по бумажке.
Громовым голосом он опубликовал популярный афоризм о том, что если дать овцам сво
боду слова, то они все равно будут блеять.
— Пильняк проблеял, — заявил Олеша.
Справедливость этого положения никто не оспаривал.
Девидов осуществил заветную мечту публики. Он не говорил и радовался этому как дитя.
В общем, писатели отвечали по политграмоте на три с ми
нусом. Но так как пишут они на три с плюсом, то публика была очень довольна, что увидела всех в лицо.
Ф. Толстоевский
Вера Инбер стонала...
Олеша читал по бумажке.
В. Иванов урока не ответил...
Пильняк проблеял.Мих. Левидов не знал урока.
ТРИ С МИНУСОМ
(Отчет о диспуте Писатель и политграмота . Состоялся 7/Х в театре Революции)
Некоторые скептики утверждают, что наши писатели плохо пишут.
Это преувеличено. Пишут они хорошо. А вот гово
рят, действительно, неважно. Объясняется это тем, что большинство из них обучалось в гимназиях и до сих пор при виде кафедры, к которой их вызывают, испытывают непобедимый страх.
Между прочим, в своем быту писатели очень разго
ворчивы. Как гимназисты на большой перемене. С жаром и жестикуляцией они набрасы
ваются друг на друга, дергают за пуговицы, кричат об «уста
новках», о целеустремленности, о смысле жизни. Но стоит им только собраться в одном месте, усесться за стол под взгля
дами публики и подчиниться воле диспутного регламента, как гимназический страх вселяется в их робкие души.
— О чем сегодня будет спрашивать Суслин? Ты не знаешь? — О реках и озерах Южной Америки. Я ничего не выучил. II вызванный к доске ученик, вместо того, чтобы плавно
повествовать о реках и озерах Южной Америки, пытается рассказать о флоре и фауне Соломоновых островов (сведения, почерпнутые из Жюля Верна).
На этот раз писателям был задан урок о Пильняке.
— Что будет? — трусливо шептала Вера Инбер. - Я ничего не выучила.
Олеша испуганно писал шпаргалку. Всеволода Иванова грызло сомнение: точно ли река Миссури является притоком реки Миссисипи. Зозуля, согнувшись под партой, лихорадочно перелистывал подстрочники, решебники и темники.
И один только Волин хорошо знал урок. Впрочем, это был первый ученик. И все смотрели на него с завистью.
Он вызвался отвечать первым и бойко говорил целый час. За это время ему удалось произнеся и все свои фельетоны и статьи, напечатанные им в газетах по поводу антисоветского выступления Пильняка.
На него приятно было смотреть.
Кроме своих собственных сочинений, Волин прочел так же несколько цитат из «Красного дерева».
Публика насторожилась. Посыпались записки. Одни требовали ареста Пильняка. Другие просили прочесть «Красное дерево» целиком и полностью, яко бы для лучшего ознако
мления с проступком писателя. Кроме того поступила записка с вопросом: «Будут ли распространяться норвежские сельди, поступившие в кооператив № 84 и по какому талону».
После Волина говорил Зозуля.
Нежным голосом он сообщил, что писатели вообще поди мало сведующие и что им нужно учиться, учиться и учиться. При этом Мих. Девидов покраснел. Он, как
видно, совсем не знал урока и рассчитывал только на то, что его не вызовут.
Ученику Шкловскому, как всегда, удалось обмануть учителя.
Ученик Шкловский.
Он все-таки произнес речь о флоре и фауне Соломоновых островов, хотя были заданы реки и озера Южной Америки. Легко обойдя вопрос о Пиль
няке, Шкловский заявил, что писателю нужна вторая про
фессия и только тогда он будет хорошим писателем.
На брошенную ему записку ученик Шкловский Виктор не ответил. Записка была гадкого содержания:
«Вторая ваша профессия известна — вы непременный участник диспутов. Но какая же ваша первая профессия?»
Всеволод Иванов боязливо пробрался к кафедре. Ему мучительно хотелось сказать, что он не оратор, но вспомнив, что это выражение уже при
надлежит Горькому, он совсем растерялся и урока не ответил.
Вера Инбер наполнила зал меланхолическими стонами.
— Вы жалеете птичку? — сказала она тоненьким голоском.
—Жалеем, — хрипло ответили сидевшие в первых рядах контрамарочники.
— А овечку вы жалеете?— допытывалась писательница.
Зал видимо жалел овечку.
— Так пожалейте же и писателя, — заключила Вера Инбер. — Ему очень, очень трудно писать!
Так как это не имело никакого отношения к Пильняку, то зад сочувственно похлопал писательнице.
Юрий Олеша читал свою речь по бумажке.
Громовым голосом он опубликовал популярный афоризм о том, что если дать овцам сво
боду слова, то они все равно будут блеять.
— Пильняк проблеял, — заявил Олеша.
Справедливость этого положения никто не оспаривал.
Девидов осуществил заветную мечту публики. Он не говорил и радовался этому как дитя.
В общем, писатели отвечали по политграмоте на три с ми
нусом. Но так как пишут они на три с плюсом, то публика была очень довольна, что увидела всех в лицо.
Ф. Толстоевский
Вера Инбер стонала...
Олеша читал по бумажке.
В. Иванов урока не ответил...
Пильняк проблеял.Мих. Левидов не знал урока.