К. РОТОВ
Ударная бригада 1917 года.
П
оэт Андрей Бездетный, по паспорту значившийся гражданином Иваном
Николаевичем Ошейниковым, са
мым счастливым месяцем в году считал ноябрь.
Происходило так не потому, что Андрей Бездетный родился именно в этом месяце и верил в свою счастливую звез
ду. А также не потому, что эта пора, богатая туманами и дождями, подносила ему на своих мокрых ладонях дары вдохновенья.
Андрей Бездетный просто был нехорошим человеком, и уважал даже не весь ноябрь, а только 7-е его число. К этому дню он готовился с лета.
— Богатое число, — говаривал Бездетный.
В этот день даже «Эмиссионно-Балансовая Газета», обычно испещренная цифрами и финансовыми прогнозами,— даже она печатала стихи.
Спрос на стихи и другие литературные злаки ко дню Октябрьской годовщины бывал настолько велик, что покупался любой товар, лишь бы подходил к торжественной теме.
И нехороший человек, Андрей Бездетный, пользовался вовсю. В этот день на литбирже играли на повышение.
«Отмечается усиленный спрос на эпос. С романтикой весьма крепко. Рифмы —
«заря - Октября» вместо двугривенного идут по полтора рубля. С лирикой слабо».
Но Бездетный лирикой не торговал. Итак, с июля месяца он мастерил эпос, романтику и другие литературные завитушки.
И в один октябрьский день Андрей вышел на улицу, сгибаясь, как почтальон, под тяжестью 160 юбилейных опусов. Накануне он подбил итоги. Выяс
нилось, что редакций десять все-таки останутся без товара.
Нагруженное октябрьскими поэмами, кантатами, одами, поздравительными
эпиграммами, стихотворными пожеланиями, хоралами, псалмами и тропаря
ми — бледное дитя века вошло в редак
цию, первую по составленному им списку — редакцию детского журнала под названием «Отроческие ведомости».
Не теряя времени, поэт проник в кабинет редакторши и, смахнув со стола выкройки распашонок и слюнявок, громким голосом прочел:
Ты хотя и не мужчина, А совсем еще дитя,
Но узнаешь годовщину Все по пальцам перечтя.
Пальцев пять, да пальцев пять Ты сумеешь сосчитать,
К ним прибавить только три Годовщину ты сочти.
— Ничего себе приемчик? — похвалялся Андрей. — Заметьте, кроме общей торжественности, здесь еще арифметика в стишках.
Редакторше стишок поправился. Поправились они также заведующей отде
лом «Хороводов и разговоров у костра». И уже с громом открывалась касса, когда редакторша застенчиво сказала:
— Mнe кажется, товарищ Бездетный, что тут какая-то ошибка. Пять да пять— действительно десять. И если к десяти прибавить, как вы сами пишете, «толь
ко три», то получится тринадцать. А ведь теперь не 13-я годовщина Октября, а только 12-я.
Андрей Бездетный зашатался. Ему показалось, что его коленные чашечки наполнились горячей водой. Ведь все 160 юбилейных тропарей были построены на цифре 15.
— Как двенадцатая? - сказал он хрипло. — В прошлом году была двенадцатая!
— В прошлом году была одиннадцатая годовщина, — наставительно сказала заведующая отделом «Хороводов». - Вы
И Андрей Бездетный, подобно чеховскому чиновнику, лег на клеенчатый диван и умер. Поспешив со стихами на целый год вперед, он своей смертью все-таки опоздал на несколько лет. Ему следовало бы умереть между пятой и шестой годовщинами.
Ф. Толстоевский
же сами в прошлом году напечатали у нас такой стих:
Пальцев три и пальцев семь Десять будет пальцам всем. К ним прибавь всего одни Все узнаешь ты, мой сын.
— Да, — сказал Бездетный, ужаленный фактом в самое сердце. И касса с громом закрылась перед его затуманившимися очами.
Всю ночь Андрей, бледное дитя века, просидел за своим рабочим столом. 160 опусов лежали перед ним.
— Как же, - бормотал Андрей, как же так случилось? Что ж теперь будет?
Положение было действительно ужасное.
95 произведений трактовали о буржуях, для которых 13-я годовщина яв
ляется поистине чортовой дюжиной. В остальных 65 хоралах Андрей Бездетный высмеивал вредителей и эмиг
рантов, упирая на то, что цифра 13, как число несчастливое, несет им гибель.
Путь к переделкам был отрезан. Приемчик погиб.
Для сочинения новых поздравлений не хватило бы времени.
Только одно новое стихотворение удалось ему написать. Там говорилось о 12-м часе революции, который пробил. Это было все, что могла изобрести его жалкая фантазия.
Ударная бригада 1917 года.
БЛЕДНОЕ ДИТЯ ВЕКА
П
оэт Андрей Бездетный, по паспорту значившийся гражданином Иваном
Николаевичем Ошейниковым, са
мым счастливым месяцем в году считал ноябрь.
Происходило так не потому, что Андрей Бездетный родился именно в этом месяце и верил в свою счастливую звез
ду. А также не потому, что эта пора, богатая туманами и дождями, подносила ему на своих мокрых ладонях дары вдохновенья.
Андрей Бездетный просто был нехорошим человеком, и уважал даже не весь ноябрь, а только 7-е его число. К этому дню он готовился с лета.
— Богатое число, — говаривал Бездетный.
В этот день даже «Эмиссионно-Балансовая Газета», обычно испещренная цифрами и финансовыми прогнозами,— даже она печатала стихи.
Спрос на стихи и другие литературные злаки ко дню Октябрьской годовщины бывал настолько велик, что покупался любой товар, лишь бы подходил к торжественной теме.
И нехороший человек, Андрей Бездетный, пользовался вовсю. В этот день на литбирже играли на повышение.
«Отмечается усиленный спрос на эпос. С романтикой весьма крепко. Рифмы —
«заря - Октября» вместо двугривенного идут по полтора рубля. С лирикой слабо».
Но Бездетный лирикой не торговал. Итак, с июля месяца он мастерил эпос, романтику и другие литературные завитушки.
И в один октябрьский день Андрей вышел на улицу, сгибаясь, как почтальон, под тяжестью 160 юбилейных опусов. Накануне он подбил итоги. Выяс
нилось, что редакций десять все-таки останутся без товара.
Нагруженное октябрьскими поэмами, кантатами, одами, поздравительными
эпиграммами, стихотворными пожеланиями, хоралами, псалмами и тропаря
ми — бледное дитя века вошло в редак
цию, первую по составленному им списку — редакцию детского журнала под названием «Отроческие ведомости».
Не теряя времени, поэт проник в кабинет редакторши и, смахнув со стола выкройки распашонок и слюнявок, громким голосом прочел:
Ты хотя и не мужчина, А совсем еще дитя,
Но узнаешь годовщину Все по пальцам перечтя.
Пальцев пять, да пальцев пять Ты сумеешь сосчитать,
К ним прибавить только три Годовщину ты сочти.
— Ничего себе приемчик? — похвалялся Андрей. — Заметьте, кроме общей торжественности, здесь еще арифметика в стишках.
Редакторше стишок поправился. Поправились они также заведующей отде
лом «Хороводов и разговоров у костра». И уже с громом открывалась касса, когда редакторша застенчиво сказала:
— Mнe кажется, товарищ Бездетный, что тут какая-то ошибка. Пять да пять— действительно десять. И если к десяти прибавить, как вы сами пишете, «толь
ко три», то получится тринадцать. А ведь теперь не 13-я годовщина Октября, а только 12-я.
Андрей Бездетный зашатался. Ему показалось, что его коленные чашечки наполнились горячей водой. Ведь все 160 юбилейных тропарей были построены на цифре 15.
— Как двенадцатая? - сказал он хрипло. — В прошлом году была двенадцатая!
— В прошлом году была одиннадцатая годовщина, — наставительно сказала заведующая отделом «Хороводов». - Вы
И Андрей Бездетный, подобно чеховскому чиновнику, лег на клеенчатый диван и умер. Поспешив со стихами на целый год вперед, он своей смертью все-таки опоздал на несколько лет. Ему следовало бы умереть между пятой и шестой годовщинами.
Ф. Толстоевский
же сами в прошлом году напечатали у нас такой стих:
Пальцев три и пальцев семь Десять будет пальцам всем. К ним прибавь всего одни Все узнаешь ты, мой сын.
— Да, — сказал Бездетный, ужаленный фактом в самое сердце. И касса с громом закрылась перед его затуманившимися очами.
Всю ночь Андрей, бледное дитя века, просидел за своим рабочим столом. 160 опусов лежали перед ним.
— Как же, - бормотал Андрей, как же так случилось? Что ж теперь будет?
Положение было действительно ужасное.
95 произведений трактовали о буржуях, для которых 13-я годовщина яв
ляется поистине чортовой дюжиной. В остальных 65 хоралах Андрей Бездетный высмеивал вредителей и эмиг
рантов, упирая на то, что цифра 13, как число несчастливое, несет им гибель.
Путь к переделкам был отрезан. Приемчик погиб.
Для сочинения новых поздравлений не хватило бы времени.
Только одно новое стихотворение удалось ему написать. Там говорилось о 12-м часе революции, который пробил. Это было все, что могла изобрести его жалкая фантазия.