ЗВЕЗДНЫЙ ПРОБЕГ ЧУДАКА

экзотический город

ЛЮБИТЕЛИ ЭКЗОТИКИ. РОТОЗЕИ ИЗ ОКРУЖНОГО ТОРГОВОГО ОТДЕЛА.
ТАШКЕНТСКИЕ НИЩИЕ.

В

Ташкент из столиц частенько приезжают любители восточной экзотики. В пробковых шлемах и белых штанах они гуляют по ули
цам, озаренным солнцем в миллиард свечей, восторженно потеют и восхища
ются: верблюдами, арабами, виноградом, пленительной тенью карагачей; пестрыми халатами местных жителей, тюбе
тейками из парчи и бархата и перцовым бешенством плова в чайханах.
Любители экзотики обязательно едут в «старый город», декоративный апендицит нового Ташкента, где в утомительном беспорядке разметались крикли
вые базары, грязнейшие в мире чайханы и глинобитные домики, изуродованные жестокой оспой веков.
Здесь любители до одурения пьют кокчай и покупают халаты и тюбетейки. Хитрые купцы сидят в лавках на кор
точках. С приезжих дураков они ласково и без боли снимают три и больше шкуры. Всучив покупателю шелковую протер
тую дрянь цвета престарелой горчицы, умный купец спешит в мечеть воздать хвалу и благодарность Аллаху, старинному покровителю здорового частника.
Надо сознаться: все, чем восхищаются любители восточной экзотики в Таш
кенте, имеется. И верблюды, и арабы, и плов, и базары. Выдумки здесь нет. Но совершенно непонятно, к чему, например, восхищаться обыкновенным честным середняцким верблюдом?
Середняцкий верблюд нуждается не в ротозейном восхищении, а в хорошем уходе. Недавно в Ташкент из далеких аулов Казакстана прибыл красный обоз с пшеницей. Верблюды шли по городу
огромной боевой колонной, словно в дни Тамерлана. На верблюжьих пепельных горбах висели мешки с зерном и сидели середняки в лохматых папахах, похожих на орлиные гнезда.
Ротозеи из окружного торгового отдела так усердно восхищались красотой верблюдов, что забыли приготовить для них корм. К тому же на ссыпных пунктах нехватило весов. Образовалась тол

ГОТОВИТСЯ к печати специальный номер ЧУДАКА ПРЫЖОК в БУДУЩЕЕ

чея и давка. Красивые, но голодные верблюды ревели и возмущенно плевались. Середняки в лохматых папахах — тоже. На утро ротозеев из Окрторга осторожно, как спелые фрукты, сняли с их высоких постов.
Нет, мы против такой экзотики. В Ташкенте есть другая, советская, прекрасная «экзотика».
Вот по улицам идет футбольная команда узбекских комсомольцев. Посмо
трите на эти смелые глаза, на загорелые до черноты груди, крепкие чугунные ноги. Кто посмеет сказать, что отцы этих славных орлят не так давно были колониальными рабами?!
В женский кооперативный магазин старого города заходит узбечка в нелепой и жуткой парандже. Мужчин в этот магазин не пускают. Бывает так, что через час узбечка выходит из магазина с открытом лицом. Вместе с пятью мет
рами ситца она приобрела у разумной продавщицы новое сознание и свободу.
Базары и глинобитные домишки, изуродованные оспой веков, отступают под
напором новой стройки. Через пять лет старый город станет фабричным районом Ташкента. Таковы директивы пятилетки, которая не церемонится с поэтическим навозом.
Однако, и на солнце советской экзотики есть пятна. Ташкент богат трамваями и нищими.
Ташкентские трамваи замечательны тем, что вагоновожатые пьют чай на ходу вагона, поставив чайничек на крышку мотора. Во время чаепития вожатые управляют трамваем одной рукой. Вагон тогда начинает резво подпрыгивать, как молодой, разыгравшийся же
ребенок, и иногда сходит с рельс. Вожатые по этому поводу ругаются так:
Вот чорт, чайку не дают попить!
В Ташкенте, городе, как известно хлебном, — потрясающее количество нищих. Они стоят, буквально, на каждом углу и омерзительными тенорами поют классические и цыганские романсы. Некоторые нищие имеют собственные дома.
другие - из бедняков — монументальные пьянолы. Пьянолы нищие выволакивают на улицу и поют романсы под аккомпанемент своего анахронического инстру
мента. На главной улице, возле сквера, слепой интеллигент непрерывно декла
мирует Апухтина. На базарах нищие гадают или продают патриотические
открытки с изображением покойного полковника Н. А. Романова с супругой и дочками.
Расторопная ташкентская милиция начала борьбу с нищенством. Дело хоро
шее. Глупо, чтобы лицо политического центра Средней Азии, города, объятого хлопковым энтузиазмом, портила такая непристойная и бессмысленная сыпь. Браво, товарищи, из милиции!
Но каждую умную мысль можно довести до абсурда. Товарищи из милиции, изловив однажды всех нищих, прита
щили их в район к самому начальнику т. Ермилову. Ермилов приказал нищим петь и декламировать по очереди. Начальство пожелало произвести пере
квалификацию исполнителей и проверить нищенский репертуар с точки зрения его идеологической выдержанности.
Он забраковал «Мою маму-проститутку» и одобрил «Бубенцы». Рекомендовал нищим разучить «Марш Буден
ного». К Апухтину отнесся безразлично. Говорят, только спросил, как он, вообще. Апухтин, пролетарский поэт или попутчик. Слепой интеллигент прошамкал: пролетарский, батюшка, пролетарский.
...В Ташкенте, между прочим, родился и вырос Керенский. Старожилы показывают особнячок папы Александра Федоровича. Я спросил у бабы с чет
ками веснушек на лице, которая стояла у ворот знаменитого дома.
— Этот дом Керенских, тетушка?
— Керенских, — сказала баба спокойно, как будто речь шла о Сидорове, — а что? — А кто был Керенский?
— Асессор, — сказала баба, — а может актер.
Леонид Ленч