ПРИПАДОК ВЕЖЛИВОСТИ

Состав поезда внушительно тянулся
вдоль платформы, не обнаруживая никаких поползновений к движению. Од
нако, будущие пассажиры, торопясь и задыхаясь, бежали около самых вагонов, судорожно цеплялись за перила подно
жек, и даже внутри вагонов вели себя так, будто малейшее промедление грозило бог знает какими несчастьями.
Особенно энергично повел себя гражданин в коричневой барашковой куртке, мехом наружу, похожей на разрос
шуюся папаху. Гражданин, выпятив живот, укрепил на нем двухаршинную кор
зину в сложной металлической сбруе. Когда гражданин несся по перрону, он поражал этой корзиной, как тараном, всех, кто попадался ему на пути. Затем он яростно обрушил свое достояние на площадку одного из вагонов, а в узком коридоре вагона этой вредоносной кор
зиной он придавил к стенке невысокую девушку с клетчатым саквояжем в руках.
— Осторожнее, товарищ! — прохрипела несчастная жертва, извиваясь, как червяк под каблуком.
— Как, то-есть, «осторожнее»? — угрожающе спросил гражданин в барашковой куртке, — какая же тут может быть осто
рожность, раз человек несет вещи?! Это довольно даже нахально такое говорить — «осторожнее»! Я себя оскорблять не позволю!.. «Осторожнее»!..
И, точно утюгом, проведя по девушке корзиной, энергичный гражданин проследовал в купэ, где и принялся подбрасывать к потолку свою корзину, в наде
жде, что таковая в конце концов попадет на полку для вещей. Действительно, че
рез некоторое время этот план удался. Гражданин облегченно вздохнул и стал вытирать пот.
Впрочем, и вообще все в вагоне попритихли: места, показанные в билетах, были найдены, вещи и верхнее платье размещены, и при том не было еще никаких сигналов к отходу поезда. Гражда
нин в барашковой куртке — фамилия его
была Двуниткин — гражданин Двуниткин выполз из своей курчавой куртки и пове
сил ее над изголовьем койки. Он извлек из кармана французскую булку, коробку консервов и расположил это на столике
под окном. Потом Двуниткин снова стал шарить по карманам.
— Вот ведь досада!.. Ножик я позабыл, — сказал он, обращаясь к соседу но купэ. — Теперь нечем консервы открыть. У вас не найдется ли ножа?
У соседа ножа не нашлось. Не нашлось его и в другом купэ. А когда, почти по
теряв надежду добраться до консервов, заключенных в жестяную броню, Двуниткин возвращался к себе на место, девушка, которую он чуть не задавил корзиной, протянула ему необходимое орудие.
— Вы, кажется, искали ножик? -сказала девушка. — Вот, пожалуйста ..
Двуниткин взял ножик о некоторым смущением. Он подумал:
— Ишь, какая... Я ж ее задавил, а она же мне ножичек одалживает...
Тоска по изысканной вежливости внезапно охватила раскаявшегося Двунитки
на. Двуниткин жаждал теперь безмерного подвига учтивости и деликатности.
Снедаемый этой духовной жаждой, он вышел в коридор. Было около 12 часов
ночи. Поезд только что отошел. Пассажиры пачками отходили ко сну. Проводник таскал тюфяки и каменные подушки.
Внезапно к Двуниткину обратился плохо причесанный пассажир в серой сорочке без галстука.
— Не знаете ли, — спросил он, — когда будет станция Сучки? Говорят, еще не скоро... Вот боюсь проспать...
Двуниткин понял, что судьба дает ему случай совершить акт вежливости и деликатности. Дрогнувшим голосом он сказал:
— Ничего, спите себе на здоровье... Я уж вас разбужу, как будем подъезжать к Сучкам!..
Затем исполненный благодарности пассажир без галстука и Двуниткин услови
лись о следующем: пассажир без галстука немедленно ложится спать на присвоенной ему верхней койке, а Двунит
кин бодрствует до самой станции Сучки, незадолго до которой и будит пассажира.
Двуниткин вернулся к своей корзине окончательно расстроганный и умиротворенный. Мысль его, все еще обращенная к вежливости и деликатности, живо писала картины, одна другой учтивее. Пред
ставлялось ему, например, что он едет на трамвае; освобождается место, и некто, любезный, подобно самому Двуниткину, жестом ему предлагает занять таковое. Но Двуниткин вежливо отказывается.
— Какого же чорта вы, как дурак, уступаете место? — с улыбкой говорит он, Двуниткин. — Не сдохнете и сами посидеть!..
И мощным ударом по затылку любезного спутника он усаживает этого последнего на свободное место.
Затем подумалось Двуниткину съездить за границу, где, как известий, вежливо
сти нет пределов. Но потом наш герой вспомнил, что за границу без приличной тройки лучше и не показываться: за гра
ницей такая всюду культура, что, если кто-нибудь покажется в толстовке, — заматюкают, просто заматюкают... — И мечты Двуниткина опять обратились к отечеству.
А между тем сон решительно овладел вагоном. Коридор опустел. Кое-где слышался храп.
Легкая дремота стала прерывать вариации Двуниткина на тему о всеобщей учтивости. Его укачивало. До Сучков оставалось еще добрых полтора часа.
Вдруг Двуниткину пришло в голову, что пассажир без галстука сейчас спит себе, поди, на верхней койке второго купэ направо, тогда как он, Двуниткин, му
чительно борется со сном. Двуниткин побагровел от злости. Желая заглушить досаду, он продолжал свои фантазии:
— А то иду по краю пропасти и вдруг вижу: висит над пропастью... кто? — ну, хотя бы этот пассажир без галстука... Я, конечно, бросаюсь к нему и ррраз ему каблуком но рукам, — неожиданно для себя закончил Двуниткин, — ррраз каблуком, и говорю: не спи, гадина, если те
бе надо выходить в Сучках, не спи, не заставляй других за себя мучиться!..
В конце концов Двуниткин задремал. И проснулся, когда паровоз загудел, подъезжая к Сучкам.
Двуниткин, шатаясь от дремоты, проник во второе купэ направо. На левой верхней койке спал пассажир в серой верхней сорочке без галстука. Герой наш энергично потряс его за плечо
— Вставайте, — сказал он, — подъезжаем.
Пассажир поднял заспанную вихрастую голову.
— А? Что? Куда подъезжаем?..
— К Сучкам подъезжаем. Вставайте!
— Ну и что же, что к Сучкам?.. Зачем мне вставать?
— Э-э, да что с вами толковать, — обозлился Двуниткин. — Это ваш чемодан?
— Мой, — нерешительно отозвался пассажир, — куда вы... гражданин, куда вы его?.. Караул, чемодан унесли!
Но Двуниткин, уже не слушая, нес чемодан к площадке. Пассажир, повизгивая на ходу и натягивая пальто, бежал сзади. Двуниткин лихо выбросил чемодан на перрон. Тогда пассажир последний раз взвизгнул и кинулся по ступенькам за своим добром. И сейчас же проверещал кондукторский свисток; поезд, не торопясь, тронулся.
Двуниткин, убедившись, что пассажир высажен прочно, вернулся в вагон. Вслед ему неслись вопли и проклятия, но Двуниткин снисходительно улыбался. Он испытывал чувство полного удовлетворе
ния: во-первых, принятая им на себя утомительная обязанность была выполне
на, а, во-вторых, он показал редкий пример вежливости.
По коридору вагона навстречу Двуниткину шел еще один пассажир в серой верхней сорочке без галстука.
— Это какая была остановка? — беспокойно спросил пассажир. — Сучки.
— Как, то-есть, Сучки?!.. Что же вы... Ведь вы же обещали меня разбудить!!
Двуниткин как следует вгляделся в пассажира и убедился, что он куда больше похож на его давешнего собеседника, чем высаженный им гражданин.
— Позвольте, — сказал Двуниткин, глотая слюну, — я же будил: во втором купэ направо... Вот мое место, а вот второе напра...
— Да не от вашего купэ направо, а от окна, от окна, где мы разговаривали!
Сомнений больше не было: Двуниткин высадил не того пассажира. Двуниткина прошиб пот.
Между тем пассажир, оставшийся в вагоне, принялся бранить нашего героя с такой поспешностью, будто торопился закончить это полезное занятие в ближайшие три минуты, хотя дальнейшее пока
зало, что этому было посвящено гораздо больше времени. Двуниткин, мысленно присовокупив к этим упрекам и те, ко
торые должны были сейчас оглашать платформу станции Сучки, сумрачно отправился к себе на место.
На утро, покидая вагон, он хладнокровно забодал своей корзиной девушку с клетчатым саквояжем. Девушку пришлось отправить в приемный покой.
В. Ардов