ДЕМЬЯН БЕДНЫЙ
(Жертва идеологической невыдержанности)
— Раз!
— Раз!. . . . . .
всего-то бедняга написал три строчки, Две точки,
Да два вопросительных знака. И вот — критическая, Идеологическая Атака!
Кто в темя, кто в лоб,
Кто в бровь, кто в глаз: — Хлоп! — Хлоп! — Раз! - Раз!
Крыли, крыли, крыли — И оптом и поштучно.
А потом приговорили:
— С идеологией неблагополучно! — Хотели еще подсыпать кнутов, Но бедняга был уж готов:
Ошарашенный строгим разносом, Лежал кверху носом,
Не шевеля ни ногой, ни рукой. Вечный ему упокой!
Написал он так мало, так мало, Но имя его в газетах попало В траурную полоску:
ЗАКРИТИКОВАННЫЙ В ДОСКУ.
Д емьян Бедный
От редакции. Страницу переверни — см. рисунок Дени.
ретьего декабря 1927 года на строительстве гидростанции в Первомайске рабочему Каминскому оторвало машиной четыре пальца на руке.
Инспектурой труда было установлено, что случай произошел по небрежности администрации, и дело перешло в суд.
В первый раз оно слушалось 22 февраля, и было отложено за неявкой техника строительства Близниченко. Почему он не явился, точно выяснить не удалось.
Одни говорили, что у него болит зуб, другие, наоборот утверждали, что он чересчур напился накануне по случаю, четырехсот пятидесяти пяти-летней даты со дня рождения Коперника.
Вероятно, как обычно, истина была посередине.
Второй раз суд собрался 8 марта. Близниченко опять не пришел. Человеку, выпившему на Коперника, как-то неудоб
но не отметить женский день. Увидят еще трезвым, начнут доискиваться, пожалуй в идеологической отсталости обвинят!
Дело опять отложили, и Близниченко решили больше не беспокоить: что с ним поделаешь, все равно не придет, опять что-нибудь в календаре отыщет.
В третий раз заседание назначили на 13 июня, В качестве одного из заседателей, в нем участвовал заведующий перво
майским комхозом. Когда вызвали рабочего Каминского, он встал и сказал:
— Не могу я в этих пальцах разбираться. Станция ком
ХОДОВСкая, и значит, я с самого себя буду деньги присуждать? Ну да, чему не Маруся...
Он заявил себе отвод. Суд не состоялся ни в третий, ни в четвертый, ни в пятый раз.
8 августа было назначено шестое заседание. Но заседатель Горский, которым заменен был заведующий комхозом, прислал кучера сказать, что ушел в другое место по важно
му делу, и явиться не может. Что у него было за дело, опятьтаки, неизвестно, но в кулуарах кучер объяснял, что он с утра ушел в гости есть пироги с тешкой.
Когда дело назначили в седьмой раз, у производителя работ на станции случился насморк. Когда суд собрался на вось
мое заседание, оказался занят юрисконсульт исполкома: он просит повременить и обещал заглянуть при случае.
Восемь раз собирался и расходился суд; дело тянулось уже год. В конце концов Каминский потерял надежду, что оно вообще когда нибудь будет разобрано.
Неожиданно, на девятое заседание, 19 ноября, точно сговорившись, собрались все. Суд вынес определение взыскать с ответчика в пользу Каминского по 37 р. и 50 к. за каждый оторванный палец
— Я пролетариат — сказал Каминский: — у меня ничего нет, кроме рук. И я их ценю дороже.
— Товарищ, платим по закону. Цена хорошая. Например, десять пальцев 375 рублей. Палец дороже не идет. Вот если
бы всю руку оторвало, конечно, накинули бы, а палец что? Палец ерунда, не в пальце, как говорится, счастье.
— Да ведь я без них неработоспособный. Что-ж мне теперь, со скрипкой копейки итти просить?
— Ну, уж вы скажете. Конечно, неудобно, да что сделаешь? Закон. Вот если бы всю руку...
— А за всю руку сколько? — За правую сотни три. — А за ногу? — Пятьсот.
— А за голову? Судья подумал, пожевал губами и сказал: — Голова не предусмотрена.
Вот то-то и оно! А жаль! В судебной деятельности эта второстепенная деталь туловища бывает иногда небесполезна.
Каминский получил, промучавшись в канцеляриях год, по 37 1/2 рублей за палец. Через неделю об этом стало известно в первомайской страхкассе, и на экстренном заседании его постановлено было снять с пенсии, которая раньше была определена ему по инвалидности в 15 рублей в месяц.
— Иди, иди, — сказали ему сухо, когда он потребовал объяснений: — в двух местах получать хочешь? Этак каждый начнет руки в машины совать...
В результате Нате:
Яйцо, не яйцо, Лицо, не лицо!
— А, напялил красный платочек? — А сколько на нем белых точек?
— Попался, попался, как муха в укроп! — Три строчки, а яду — на тысячу фраз! — Хлоп! — Хлоп!
ЗАКРИТИКОВАЛИ
(Жертва идеологической невыдержанности)
— Раз!
— Раз!. . . . . .
И
всего-то бедняга написал три строчки, Две точки,
Да два вопросительных знака. И вот — критическая, Идеологическая Атака!
Кто в темя, кто в лоб,
Кто в бровь, кто в глаз: — Хлоп! — Хлоп! — Раз! - Раз!
Крыли, крыли, крыли — И оптом и поштучно.
А потом приговорили:
— С идеологией неблагополучно! — Хотели еще подсыпать кнутов, Но бедняга был уж готов:
Ошарашенный строгим разносом, Лежал кверху носом,
Не шевеля ни ногой, ни рукой. Вечный ему упокой!
Написал он так мало, так мало, Но имя его в газетах попало В траурную полоску:
ЗАКРИТИКОВАННЫЙ В ДОСКУ.
Д емьян Бедный
От редакции. Страницу переверни — см. рисунок Дени.
ПОЧЕМ ПАЛЕЦ?
Т
ретьего декабря 1927 года на строительстве гидростанции в Первомайске рабочему Каминскому оторвало машиной четыре пальца на руке.
Инспектурой труда было установлено, что случай произошел по небрежности администрации, и дело перешло в суд.
В первый раз оно слушалось 22 февраля, и было отложено за неявкой техника строительства Близниченко. Почему он не явился, точно выяснить не удалось.
Одни говорили, что у него болит зуб, другие, наоборот утверждали, что он чересчур напился накануне по случаю, четырехсот пятидесяти пяти-летней даты со дня рождения Коперника.
Вероятно, как обычно, истина была посередине.
Второй раз суд собрался 8 марта. Близниченко опять не пришел. Человеку, выпившему на Коперника, как-то неудоб
но не отметить женский день. Увидят еще трезвым, начнут доискиваться, пожалуй в идеологической отсталости обвинят!
Дело опять отложили, и Близниченко решили больше не беспокоить: что с ним поделаешь, все равно не придет, опять что-нибудь в календаре отыщет.
В третий раз заседание назначили на 13 июня, В качестве одного из заседателей, в нем участвовал заведующий перво
майским комхозом. Когда вызвали рабочего Каминского, он встал и сказал:
— Не могу я в этих пальцах разбираться. Станция ком
ХОДОВСкая, и значит, я с самого себя буду деньги присуждать? Ну да, чему не Маруся...
Он заявил себе отвод. Суд не состоялся ни в третий, ни в четвертый, ни в пятый раз.
8 августа было назначено шестое заседание. Но заседатель Горский, которым заменен был заведующий комхозом, прислал кучера сказать, что ушел в другое место по важно
му делу, и явиться не может. Что у него было за дело, опятьтаки, неизвестно, но в кулуарах кучер объяснял, что он с утра ушел в гости есть пироги с тешкой.
Когда дело назначили в седьмой раз, у производителя работ на станции случился насморк. Когда суд собрался на вось
мое заседание, оказался занят юрисконсульт исполкома: он просит повременить и обещал заглянуть при случае.
Восемь раз собирался и расходился суд; дело тянулось уже год. В конце концов Каминский потерял надежду, что оно вообще когда нибудь будет разобрано.
Неожиданно, на девятое заседание, 19 ноября, точно сговорившись, собрались все. Суд вынес определение взыскать с ответчика в пользу Каминского по 37 р. и 50 к. за каждый оторванный палец
— Я пролетариат — сказал Каминский: — у меня ничего нет, кроме рук. И я их ценю дороже.
— Товарищ, платим по закону. Цена хорошая. Например, десять пальцев 375 рублей. Палец дороже не идет. Вот если
бы всю руку оторвало, конечно, накинули бы, а палец что? Палец ерунда, не в пальце, как говорится, счастье.
— Да ведь я без них неработоспособный. Что-ж мне теперь, со скрипкой копейки итти просить?
— Ну, уж вы скажете. Конечно, неудобно, да что сделаешь? Закон. Вот если бы всю руку...
— А за всю руку сколько? — За правую сотни три. — А за ногу? — Пятьсот.
— А за голову? Судья подумал, пожевал губами и сказал: — Голова не предусмотрена.
Вот то-то и оно! А жаль! В судебной деятельности эта второстепенная деталь туловища бывает иногда небесполезна.
Каминский получил, промучавшись в канцеляриях год, по 37 1/2 рублей за палец. Через неделю об этом стало известно в первомайской страхкассе, и на экстренном заседании его постановлено было снять с пенсии, которая раньше была определена ему по инвалидности в 15 рублей в месяц.
— Иди, иди, — сказали ему сухо, когда он потребовал объяснений: — в двух местах получать хочешь? Этак каждый начнет руки в машины совать...
В результате Нате:
Яйцо, не яйцо, Лицо, не лицо!
— А, напялил красный платочек? — А сколько на нем белых точек?
— Попался, попался, как муха в укроп! — Три строчки, а яду — на тысячу фраз! — Хлоп! — Хлоп!