нельзя передать никакими словами Но уже за одну эту сцену Коонен можно простить все ее эстетические „грехи“ прежних лет. Ибо здесь она поднимается до мудрой простоты и человечности, которые являются отличительными осо
бенностями всякого подлинно трагического искусства. Элементы такой человечности были налицо и в прежних работах Коонен. Даже в насквозь стилизованной роли Адриенны Лекуврер Коонен оправдывала глубиной и ин
тенсивностью эмоции самые нарочито театральные сцены. Замечателен, например, финал IV акта „Адриенны Лекув
рер“, когда Адриенна зовет Мориса последовать за ней, выслушивает его отказ, меняется в лице, поворачивается, чтобы уйти, затем еще раз обращает к нему лицо, на котором быстро пробегает целая гамма чувств мольбы, нежности, страдания, призыва, тянется к нему, потом нечеловеческим усилием побеждает свою слабость и стреми
тельно уходит. Эта двухминутная немая сцена по силе эмоционального напряжения превосходит длинный пате
тический монолог. И так повсюду, где имеется хотя бы крупица большой эмоции (даже — в натянутой „Розите“), Коонен находит повод для развертывания чисто трагической игры.
Талант Коонен достиг сейчас своего полного расцвета. Сбросив, вместе с Камерным театром, путы абстрактного схематизма и стилизации, избавившись от на
рядной мишуры, заслонявшей ее трагическую фигуру, она сумела добиться любви и признания зрителя. Нельзя, конечно, сказать, чтобы проблема „конкретного реализма“ была уже сейчас разрешена МКТ до конца. Даже
в „Любви под вязами“ временами проглядывают старые навыки стилизационного театра. Но все же произошел громадный сдвиг, который нельзя недооценивать. Последняя роль Коонен вывела ее на путь интерпретации социальной трагедии. В этом именно направлении должна пойти дальнейшая работа этой прекрасной актрисы.
С. МОКУЛЬСКИЙ
тельно-лживое, огульно-злостное искривление советского быта и работы, мы всем силами должны поддерживать театр, в сатирической форме обличающий „недостатки нашего государственною аппарата“, театр, бичующий все недочеты нового, только складывающегося быта и тем самым помогающею делу строительства социалистической культуры. Вот почему мы за существование Театра Сатиры, за более серьезную и внимательную оценку его работы. T. РОКОТОВ
Вполне уместно, к концу театрального сезона, подвести некоторые итоги деятельности Ленинградскою Театра Сатиры. Общеизвестно, что большинство, если не все, зрелищных предприятий балансирует между кассой и идеологией. Редко кому удается сочетать и то и другое.
ЛТС был одно время, как будто исключением. В ряде своих постановок театр сумел дать спектакли вполне приемлемые и в то же время материально себя оправдывающие. Добавим, что талантливая режиссура, крепкий ансамбль завоевали симпатии зрителей и, одновременно, похвалу, хотя и сдержанную, нашей театральной критики.
Тем более странными должны казаться два факта последнего времени, которые, но всем видимостям, тесно зависят друг от друга. Последние премьеры ЛТС показывают резкий уклон театра в сторону репертуара с преобладанием безыдейною смеха и самодовлеющею еврей
скою анекдота. Уклон этот совпал по времени с появле
нием объявления, кратко сообщавшею о начале „работ ликвидационной комиссии по делам ЛТС“.
Нам думается, что это совпадение не случайное. Оставим в стороне вопрос о том, как случилось, что театр, пользовавшийся неизменным вниманием публики, дал в итоге дефицит. Констатируем только некоторую зависимость репертуара от „материального базиса“. Новый репертуар вызвал вполне заслуженное осуждение печати. Ибо этот репертуар — шаг, если не два, назад по сравнению с прежними достижениям театра. Но, думается, критика наша не во всем права.
Можно спорить о том, уместен ли в наших условиях чисто развлекательный театр. Безусловно одно. Потреб
ность в таком театре огромна. Тем больше его ответственность, тем более важным и вместе с тем тонким идеологическим оружием может служить такой, но беглому впечатлению, лишь чисто развлекательный спектакль. И вот нам кажется, что критика, встречая в штыки и
„Взятку“ и „Вредный элемент“, допускает известную ошибку. Последняя пьеса — безобиднейший пустячок, легко смотрящийся и не менее легко забываемый. Дру
гое — „Взятка“, которая позволяет поставить вопрос о том, что ЛТС пытается занять, временно (как жаль что не навсегда) вакантное, место „Свободною театра“.
В силу материальных затруднений Театр Сатиры взял курс на кассу. Театр стоит под угрозой закрытия. И задача печати, по нашему убеждению, поднять свой голос в защиту театра, за необходимость его даль
нейшего существования. Развлекательный спектакль с преобладанием безыдейною смеха, как преходящее явление, не укор театру, борющемуся за свое существо
вание. Но уклон в сторону „Свободного“, на деле на все 100% зависящею от кассы, для ЛТС, как театра с определенным лицом, вещь совершенно недопустимая. Вот этой-то принципиальной разницы между двумя последними постановками не отметила наша критика.
Ходят слухи, что ЛТС в будущем году работать не будет, что само помещение театра уже передается... Хочется верить, что слухи эги „сильно преувеличены“. Часть критики, больше — известная часть нашей общественности считает невозможным и недопустимым сатири
ческое изображению нашей действительности и не редко требует от пьесы казенною благополучия. Нет ничего более вредною, антипролетарского. Отвергая созна
Трудно сказать, что собою представляет очередная премьера Театра Сатиры. Шарж на советскую власть в уездном захолустье? Юмористические упражнения в еврейско-одесситской диалектологии? Или многоярус
ный анекдот о низком провинциальном быте с непеременной революционной моралью под занавес? Во всяком случае мораль взята на глаз, а весь спектакль повёрнут лицом к Сенной площади. Вот здесь два еврея конкурируют из-за подряда на постройку пожарною сарая; вот здесь провинциальная дама растекается в мечтах о венецианской гондоле; вот здесь еврейский сынок-балбес лечится у доктора от любовных галлюцинаций, а вот здесь (самое интересное!) завкоммунхоз и предуика пи
руют в уездном „Сан Ремо“ в обществе спекулянтов и „девочек“, распоясавшись на широкий фарсовый манер и демонстрируя наперебой свое невежество, некультурность, хвастовство — рядом с вылощенными „цивилизо
ванными“ ловцами подрядов. Есть и многое другое: как шарманка играет, аккомпанируя флегматичному плясуну шпагоглотателю, или как завкоммунхоз и предуика продолжают свою чудовищную карикатуру в бане, решая здесь под пивко очередные и удивительнейшие „государственные дела“. Но, ведь, нельзя же в конце концов этим героям претендовать на типичность, хотя бы даже в „уездном масштабе“! — Эдак можно попасть пальцем в небо и кое куда подальше гублита. Поэтому получа
телем взятки остается все - таки одни завкоммунхоз, а предуика оказывается даже вполне честным и революционным братишкой-матросом, который занял председательский кабинет у исполкома просто не по назначению— и только! Этой идеологической концовкой театр несколько
смягчил свою непродуманную политическую вылазку (Сенная площадь давит!), но спектакль от этого не вылез из дурного анекдота. И причина тому прежняя, старая: спектакль не построен на аналитических и целевых устремлениях сатиры, но растекается сплошным фарсовым
смаком, мажущим направо и налево, вверх и вниз—лишь бы угодить юмористическим инстинктам большинства...
И нужно повторить — этот смак вооружен в Театре Сатиры весьма квалифицированной зрелищной техникой; о том говорят: умелое использованию широкой трехкоробочной сценической площадки и даже „механизирован
ного“ под лубок просцениума; прекрасное знанию законов комического эффекта во всех рядах сценического действия — в пантомиме, в речи, в театрализованной вещи; мастерское построению жанрового гротеска (сцена в бане, шарманка и т. д.); квалифицированная актерская игра. С этими силами Театр Сатиры мог бы не малого достиг
нуть, если бы захотел более последовательно подчинить комедийный эффект сатирическому заданию. В. Б.
бенностями всякого подлинно трагического искусства. Элементы такой человечности были налицо и в прежних работах Коонен. Даже в насквозь стилизованной роли Адриенны Лекуврер Коонен оправдывала глубиной и ин
тенсивностью эмоции самые нарочито театральные сцены. Замечателен, например, финал IV акта „Адриенны Лекув
рер“, когда Адриенна зовет Мориса последовать за ней, выслушивает его отказ, меняется в лице, поворачивается, чтобы уйти, затем еще раз обращает к нему лицо, на котором быстро пробегает целая гамма чувств мольбы, нежности, страдания, призыва, тянется к нему, потом нечеловеческим усилием побеждает свою слабость и стреми
тельно уходит. Эта двухминутная немая сцена по силе эмоционального напряжения превосходит длинный пате
тический монолог. И так повсюду, где имеется хотя бы крупица большой эмоции (даже — в натянутой „Розите“), Коонен находит повод для развертывания чисто трагической игры.
Талант Коонен достиг сейчас своего полного расцвета. Сбросив, вместе с Камерным театром, путы абстрактного схематизма и стилизации, избавившись от на
рядной мишуры, заслонявшей ее трагическую фигуру, она сумела добиться любви и признания зрителя. Нельзя, конечно, сказать, чтобы проблема „конкретного реализма“ была уже сейчас разрешена МКТ до конца. Даже
в „Любви под вязами“ временами проглядывают старые навыки стилизационного театра. Но все же произошел громадный сдвиг, который нельзя недооценивать. Последняя роль Коонен вывела ее на путь интерпретации социальной трагедии. В этом именно направлении должна пойти дальнейшая работа этой прекрасной актрисы.
С. МОКУЛЬСКИЙ
ТЕАТР САТИРЫ
ДОЛЖЕН СУЩЕСТВОВАТЬ
тельно-лживое, огульно-злостное искривление советского быта и работы, мы всем силами должны поддерживать театр, в сатирической форме обличающий „недостатки нашего государственною аппарата“, театр, бичующий все недочеты нового, только складывающегося быта и тем самым помогающею делу строительства социалистической культуры. Вот почему мы за существование Театра Сатиры, за более серьезную и внимательную оценку его работы. T. РОКОТОВ
Вполне уместно, к концу театрального сезона, подвести некоторые итоги деятельности Ленинградскою Театра Сатиры. Общеизвестно, что большинство, если не все, зрелищных предприятий балансирует между кассой и идеологией. Редко кому удается сочетать и то и другое.
ЛТС был одно время, как будто исключением. В ряде своих постановок театр сумел дать спектакли вполне приемлемые и в то же время материально себя оправдывающие. Добавим, что талантливая режиссура, крепкий ансамбль завоевали симпатии зрителей и, одновременно, похвалу, хотя и сдержанную, нашей театральной критики.
Тем более странными должны казаться два факта последнего времени, которые, но всем видимостям, тесно зависят друг от друга. Последние премьеры ЛТС показывают резкий уклон театра в сторону репертуара с преобладанием безыдейною смеха и самодовлеющею еврей
скою анекдота. Уклон этот совпал по времени с появле
нием объявления, кратко сообщавшею о начале „работ ликвидационной комиссии по делам ЛТС“.
Нам думается, что это совпадение не случайное. Оставим в стороне вопрос о том, как случилось, что театр, пользовавшийся неизменным вниманием публики, дал в итоге дефицит. Констатируем только некоторую зависимость репертуара от „материального базиса“. Новый репертуар вызвал вполне заслуженное осуждение печати. Ибо этот репертуар — шаг, если не два, назад по сравнению с прежними достижениям театра. Но, думается, критика наша не во всем права.
Можно спорить о том, уместен ли в наших условиях чисто развлекательный театр. Безусловно одно. Потреб
ность в таком театре огромна. Тем больше его ответственность, тем более важным и вместе с тем тонким идеологическим оружием может служить такой, но беглому впечатлению, лишь чисто развлекательный спектакль. И вот нам кажется, что критика, встречая в штыки и
„Взятку“ и „Вредный элемент“, допускает известную ошибку. Последняя пьеса — безобиднейший пустячок, легко смотрящийся и не менее легко забываемый. Дру
гое — „Взятка“, которая позволяет поставить вопрос о том, что ЛТС пытается занять, временно (как жаль что не навсегда) вакантное, место „Свободною театра“.
В силу материальных затруднений Театр Сатиры взял курс на кассу. Театр стоит под угрозой закрытия. И задача печати, по нашему убеждению, поднять свой голос в защиту театра, за необходимость его даль
нейшего существования. Развлекательный спектакль с преобладанием безыдейною смеха, как преходящее явление, не укор театру, борющемуся за свое существо
вание. Но уклон в сторону „Свободного“, на деле на все 100% зависящею от кассы, для ЛТС, как театра с определенным лицом, вещь совершенно недопустимая. Вот этой-то принципиальной разницы между двумя последними постановками не отметила наша критика.
Ходят слухи, что ЛТС в будущем году работать не будет, что само помещение театра уже передается... Хочется верить, что слухи эги „сильно преувеличены“. Часть критики, больше — известная часть нашей общественности считает невозможным и недопустимым сатири
ческое изображению нашей действительности и не редко требует от пьесы казенною благополучия. Нет ничего более вредною, антипролетарского. Отвергая созна
„Взятка“ в ЛТС
Трудно сказать, что собою представляет очередная премьера Театра Сатиры. Шарж на советскую власть в уездном захолустье? Юмористические упражнения в еврейско-одесситской диалектологии? Или многоярус
ный анекдот о низком провинциальном быте с непеременной революционной моралью под занавес? Во всяком случае мораль взята на глаз, а весь спектакль повёрнут лицом к Сенной площади. Вот здесь два еврея конкурируют из-за подряда на постройку пожарною сарая; вот здесь провинциальная дама растекается в мечтах о венецианской гондоле; вот здесь еврейский сынок-балбес лечится у доктора от любовных галлюцинаций, а вот здесь (самое интересное!) завкоммунхоз и предуика пи
руют в уездном „Сан Ремо“ в обществе спекулянтов и „девочек“, распоясавшись на широкий фарсовый манер и демонстрируя наперебой свое невежество, некультурность, хвастовство — рядом с вылощенными „цивилизо
ванными“ ловцами подрядов. Есть и многое другое: как шарманка играет, аккомпанируя флегматичному плясуну шпагоглотателю, или как завкоммунхоз и предуика продолжают свою чудовищную карикатуру в бане, решая здесь под пивко очередные и удивительнейшие „государственные дела“. Но, ведь, нельзя же в конце концов этим героям претендовать на типичность, хотя бы даже в „уездном масштабе“! — Эдак можно попасть пальцем в небо и кое куда подальше гублита. Поэтому получа
телем взятки остается все - таки одни завкоммунхоз, а предуика оказывается даже вполне честным и революционным братишкой-матросом, который занял председательский кабинет у исполкома просто не по назначению— и только! Этой идеологической концовкой театр несколько
смягчил свою непродуманную политическую вылазку (Сенная площадь давит!), но спектакль от этого не вылез из дурного анекдота. И причина тому прежняя, старая: спектакль не построен на аналитических и целевых устремлениях сатиры, но растекается сплошным фарсовым
смаком, мажущим направо и налево, вверх и вниз—лишь бы угодить юмористическим инстинктам большинства...
И нужно повторить — этот смак вооружен в Театре Сатиры весьма квалифицированной зрелищной техникой; о том говорят: умелое использованию широкой трехкоробочной сценической площадки и даже „механизирован
ного“ под лубок просцениума; прекрасное знанию законов комического эффекта во всех рядах сценического действия — в пантомиме, в речи, в театрализованной вещи; мастерское построению жанрового гротеска (сцена в бане, шарманка и т. д.); квалифицированная актерская игра. С этими силами Театр Сатиры мог бы не малого достиг
нуть, если бы захотел более последовательно подчинить комедийный эффект сатирическому заданию. В. Б.