Есть в Египте и арабские театры-варьетэ, но в них арабские — только гимнасты и „гавази“, остальные же номера исполняются европейцами.
В области музыки арабы шагнули далеко вперед и нашли свой правильный путь. Их музыка совершенно
самобытна, оригинальна и свободна от посторонних влияний. Среди молодых арабских композиторов есть очень
талантливые и чуткие, воплощающие в прекрасные мело дии и звуки огненный зной египетского солнца, груст
ные песни песков Сахары, надежды и чаянья угнетенного народа и все чаще и чаще вспыхивающие огоньки законного протеста на грозно-черном фоне ночей египетской действительности.
ПАВЕЛ БЕЗРУКИХ
Театральный сезон окончился. Как и в предшествующие годы, его завершают гастроли московских театров. В мае месяце — Камерный театр, в июне — моск. Худож. Театр, играющий на двух сценах одновременно. А у ленинградских драматических театров нет ничего такого, что можно было бы показать Москве в обмен на приво
зимые к нам спектакли. Наш Большой Драматический Театр может гастролировать в Свердловске, но не в Москве. А наш акад. театр драмы, в прошлом году повезший в Москву „Маскарад“ Мейерхольда (пост. 1917 г.), не мог найти подходящего материала для показа в Москве, так как главные его спектакли („Виринея“, „Конец Криворыльска“) повторяли уже ранее известный Москве репертуар.
Конечно, существо дела заключалось не в том, ездят ли ленинградские театры в Москву или нет. Самый факт гастролей еще не доказывает ценность тех или иных постановок, но тем не менее отсутствие таких спектаклей, которые можно было бы противопоставить московским достижениям, наглядно повествует о пониженном пульсе театральной жизни Ленинграда в области драмы. С дискуссии о „провинциализме“ и начался сезон 26/27 г.,
которому суждено было стать наиболее дискуссионным сезоном, так как подготовка к Совещанию по театраль
ной политике вынесла, впервые за 10 лет революции, обсуждение театральных вопросов на суд театральной
общественности (совещание при Губ. Театральном Совете) и вызвала горячий отклик со стороны широких рабочих масс (диспуты о театре, проведенные в 17 клубах по инициативе ЛГСПС).
Широко развернувшиеся за истекший сезон споры о театре показали мощный рост интереса широких масс к театрально-художественной работе и, вместе с тем, вскрыли многие недочеты в той обстановке, в которой протекает жизнь ленинградских драматических театров.
Основная особенность ленинградского театрального фронта — это отсутствие прочной академической базы наряду с исчезновением прочно выраженных левых течений и молодых театров.
Упомянутые выше гастроли МХТ убедительно показали нам, сколь многим обладает Москва, сохраняя достижения Моск. Худ. Театра на протяжении трех десятилетий. От этой академической базы могут отталкиваться театры новых исканий, избирая различные пути, будь то путь Камерного Театра или театра им. Мейерхольда, или же театра Пролеткульта. Но при всем различии своих устремлений эти новые театры видят позади себя проч
ную структуру МХТ. Против нее можно восставать в бурном протесте „Театрального Октября“, но и само восстание становится ярким и плодотворный, если оно направлено против серьезно™ противника.
Ленинград лишен этих контрастов. Его академический театр не успел усвоить себе ни культуры МХТ, ни „театральности“ дореволюционного Мейерхольда, ставившего здесь „Маскарад“ и „Дон-Жуана“, ни бурных лозунгов „Театрального Октября“. Все эти этапы развитая нового русского театра еще не проникли вглубь, не под
верглись органической переработке и не реформировали изнутри тот театр, который должен был бы играть для Ленинграда роль театральной академии. А от такого поло
жения зависит очень многое, в том числе и судьба театров новых исканий, обезличивающихся при отсутствии ярких контрастов на театральном фронте или же искривляющих свою работу до футуристической гримасы („Ревизор“ в Доме Печати).
В силу указанных причин драматический театр в Ленинграде осужден переживать длительный и мучительный кризис, тот переходный период, который напрасно затягивает болезнь, не вскрывая определенных перспектив на выздоровление.
В акад. театре драмы выход из положения искали на пути сближения с современным революционным репер
туаром. Три постановки быстро приблизили театр к социально актуальным темам и сделали его интересным для
посещающего театр профсоюзного зрителя. „Виринея“, „Конец Криворыльска“ и „Штиль“ удовлетворили запрос на современную тематику и открыли произведениям современных писателей доступ на сцену большого театра, правда, со значительным опозданием по сравнению
с Москвой. Таким образом, театр совершил необходимый шаг, давно требовавшийся от него советской обществен
ностью. Что такой сдвиг дался театру не легко, видно из обзора остальной часта репертуара, весьма отличной
от первой. Поставленные для юбилея Ю. М. Юрьева „Отелло“, для юбилея Горин-Горяйнова „Бархат и лох
мотья“ и возобновленные „Волки и овцы“ не дали критике повода говорить о каких-либо художественных завоеваниях.
Зато в Театре-Студии, существующей при Акдраме, выросли две постановки, заслуживающие внимания, как опыт серьезной формальной работы в плане нового театра: это — „Ода Набунаго“ в постановке С. Э. Радлова и „Ревизор“ в постановке H. В. Петрова. Но характерно, что наиболее резкие возражению против последней работы шли именно из академических кругов, наиболее близких к театру.
Когда именно приобретенное в студийной работе окажет свое влияние на основной состав акад. театра драмы — предрешить трудно. Но во всяком случае здесь приоткрывается возможность, которою следует всячески дорожить. Ведь, приветствуя появление пьес революционного репертуара на сцене акдрамы, нельзя все же скрывать, что истолкование их вне того художественно™ опыта, который завоеван развитием русского театра за последние 30 лет (МХТ, Мейерхольд до 1917 года, Камер
ный Театр, Мейерхольд Tea-Октября и др.) влечет за собой нежелательное сближение театра с эпохой Рышковых, Крыловых и Шпажинских и этот своеобразный обратный ход грозит измельчанием и снижением ценности того революционного материала, который подлежит укреплению на современной сцене.
Стоит только заглянуть в новые рабочие театры Трам или Пролеткульт, чтобы убедиться, сколь крепко и убедительно звучат аналогичные по своему со
держанию пьесы в исполнении актерского рабочего молодняка, не обладающего тем профессиональным мастерством, которое числится за акад. драмой. Новое содержание неизбежно влечет за собой и новую форму.
А над последней меньше всего и ведется работа на наших больших сценах, занимающих первое положению в городе.
В таком окружении роль Большого Драматического Театра могла быть руководящей, чего в действительности нет. Трудно подобрать более неравномерные постановки, чем то сделал за истекший сезон этот театр, считающий
своим „неизменным художественным принципом стремление к большому, монументальному по формам спектаклю“ (см. каталог Теа-декорац. Выставки в Акад. Художеств, стр. 280). „Настанет время“ с художником В. Щуко, ретроспективный эстетизм А. Бенуа в „Женитьбе Фигаро“, лубок Кустодиева в „Блохе“ (поставленной без режис
сера самим Н. Ф. Монаховым), крайний натурализм в „Пурге“ и усиленное новаторство (Н. Акимова) в не
удачной затее А. Пиотровского, именуемой „Сэр Джон Фальстаф“ — все эти неожиданные кривые не свидетель
ствуют о художественной принципиальности и тем самым отодвигают театр далеко от первого плана, который он мог бы занимать в художественной жизни Ленинграда, дожидающегося решительных реформ в области драматического театра и прежде всего реальной поддержки моло
дых театральных организмов, способных воплотить искания нашей современности.
А. ГВОЗДЕВ
В области музыки арабы шагнули далеко вперед и нашли свой правильный путь. Их музыка совершенно
самобытна, оригинальна и свободна от посторонних влияний. Среди молодых арабских композиторов есть очень
талантливые и чуткие, воплощающие в прекрасные мело дии и звуки огненный зной египетского солнца, груст
ные песни песков Сахары, надежды и чаянья угнетенного народа и все чаще и чаще вспыхивающие огоньки законного протеста на грозно-черном фоне ночей египетской действительности.
ПАВЕЛ БЕЗРУКИХ
ИТОГИ
ТЕАТРАЛЬНОГО СЕЗОНА 26 — 27 г.
Театральный сезон окончился. Как и в предшествующие годы, его завершают гастроли московских театров. В мае месяце — Камерный театр, в июне — моск. Худож. Театр, играющий на двух сценах одновременно. А у ленинградских драматических театров нет ничего такого, что можно было бы показать Москве в обмен на приво
зимые к нам спектакли. Наш Большой Драматический Театр может гастролировать в Свердловске, но не в Москве. А наш акад. театр драмы, в прошлом году повезший в Москву „Маскарад“ Мейерхольда (пост. 1917 г.), не мог найти подходящего материала для показа в Москве, так как главные его спектакли („Виринея“, „Конец Криворыльска“) повторяли уже ранее известный Москве репертуар.
Конечно, существо дела заключалось не в том, ездят ли ленинградские театры в Москву или нет. Самый факт гастролей еще не доказывает ценность тех или иных постановок, но тем не менее отсутствие таких спектаклей, которые можно было бы противопоставить московским достижениям, наглядно повествует о пониженном пульсе театральной жизни Ленинграда в области драмы. С дискуссии о „провинциализме“ и начался сезон 26/27 г.,
которому суждено было стать наиболее дискуссионным сезоном, так как подготовка к Совещанию по театраль
ной политике вынесла, впервые за 10 лет революции, обсуждение театральных вопросов на суд театральной
общественности (совещание при Губ. Театральном Совете) и вызвала горячий отклик со стороны широких рабочих масс (диспуты о театре, проведенные в 17 клубах по инициативе ЛГСПС).
Широко развернувшиеся за истекший сезон споры о театре показали мощный рост интереса широких масс к театрально-художественной работе и, вместе с тем, вскрыли многие недочеты в той обстановке, в которой протекает жизнь ленинградских драматических театров.
Основная особенность ленинградского театрального фронта — это отсутствие прочной академической базы наряду с исчезновением прочно выраженных левых течений и молодых театров.
Упомянутые выше гастроли МХТ убедительно показали нам, сколь многим обладает Москва, сохраняя достижения Моск. Худ. Театра на протяжении трех десятилетий. От этой академической базы могут отталкиваться театры новых исканий, избирая различные пути, будь то путь Камерного Театра или театра им. Мейерхольда, или же театра Пролеткульта. Но при всем различии своих устремлений эти новые театры видят позади себя проч
ную структуру МХТ. Против нее можно восставать в бурном протесте „Театрального Октября“, но и само восстание становится ярким и плодотворный, если оно направлено против серьезно™ противника.
Ленинград лишен этих контрастов. Его академический театр не успел усвоить себе ни культуры МХТ, ни „театральности“ дореволюционного Мейерхольда, ставившего здесь „Маскарад“ и „Дон-Жуана“, ни бурных лозунгов „Театрального Октября“. Все эти этапы развитая нового русского театра еще не проникли вглубь, не под
верглись органической переработке и не реформировали изнутри тот театр, который должен был бы играть для Ленинграда роль театральной академии. А от такого поло
жения зависит очень многое, в том числе и судьба театров новых исканий, обезличивающихся при отсутствии ярких контрастов на театральном фронте или же искривляющих свою работу до футуристической гримасы („Ревизор“ в Доме Печати).
В силу указанных причин драматический театр в Ленинграде осужден переживать длительный и мучительный кризис, тот переходный период, который напрасно затягивает болезнь, не вскрывая определенных перспектив на выздоровление.
В акад. театре драмы выход из положения искали на пути сближения с современным революционным репер
туаром. Три постановки быстро приблизили театр к социально актуальным темам и сделали его интересным для
посещающего театр профсоюзного зрителя. „Виринея“, „Конец Криворыльска“ и „Штиль“ удовлетворили запрос на современную тематику и открыли произведениям современных писателей доступ на сцену большого театра, правда, со значительным опозданием по сравнению
с Москвой. Таким образом, театр совершил необходимый шаг, давно требовавшийся от него советской обществен
ностью. Что такой сдвиг дался театру не легко, видно из обзора остальной часта репертуара, весьма отличной
от первой. Поставленные для юбилея Ю. М. Юрьева „Отелло“, для юбилея Горин-Горяйнова „Бархат и лох
мотья“ и возобновленные „Волки и овцы“ не дали критике повода говорить о каких-либо художественных завоеваниях.
Зато в Театре-Студии, существующей при Акдраме, выросли две постановки, заслуживающие внимания, как опыт серьезной формальной работы в плане нового театра: это — „Ода Набунаго“ в постановке С. Э. Радлова и „Ревизор“ в постановке H. В. Петрова. Но характерно, что наиболее резкие возражению против последней работы шли именно из академических кругов, наиболее близких к театру.
Когда именно приобретенное в студийной работе окажет свое влияние на основной состав акад. театра драмы — предрешить трудно. Но во всяком случае здесь приоткрывается возможность, которою следует всячески дорожить. Ведь, приветствуя появление пьес революционного репертуара на сцене акдрамы, нельзя все же скрывать, что истолкование их вне того художественно™ опыта, который завоеван развитием русского театра за последние 30 лет (МХТ, Мейерхольд до 1917 года, Камер
ный Театр, Мейерхольд Tea-Октября и др.) влечет за собой нежелательное сближение театра с эпохой Рышковых, Крыловых и Шпажинских и этот своеобразный обратный ход грозит измельчанием и снижением ценности того революционного материала, который подлежит укреплению на современной сцене.
Стоит только заглянуть в новые рабочие театры Трам или Пролеткульт, чтобы убедиться, сколь крепко и убедительно звучат аналогичные по своему со
держанию пьесы в исполнении актерского рабочего молодняка, не обладающего тем профессиональным мастерством, которое числится за акад. драмой. Новое содержание неизбежно влечет за собой и новую форму.
А над последней меньше всего и ведется работа на наших больших сценах, занимающих первое положению в городе.
В таком окружении роль Большого Драматического Театра могла быть руководящей, чего в действительности нет. Трудно подобрать более неравномерные постановки, чем то сделал за истекший сезон этот театр, считающий
своим „неизменным художественным принципом стремление к большому, монументальному по формам спектаклю“ (см. каталог Теа-декорац. Выставки в Акад. Художеств, стр. 280). „Настанет время“ с художником В. Щуко, ретроспективный эстетизм А. Бенуа в „Женитьбе Фигаро“, лубок Кустодиева в „Блохе“ (поставленной без режис
сера самим Н. Ф. Монаховым), крайний натурализм в „Пурге“ и усиленное новаторство (Н. Акимова) в не
удачной затее А. Пиотровского, именуемой „Сэр Джон Фальстаф“ — все эти неожиданные кривые не свидетель
ствуют о художественной принципиальности и тем самым отодвигают театр далеко от первого плана, который он мог бы занимать в художественной жизни Ленинграда, дожидающегося решительных реформ в области драматического театра и прежде всего реальной поддержки моло
дых театральных организмов, способных воплотить искания нашей современности.
А. ГВОЗДЕВ