МАРКС и ЭНГЕЛЬС

ОБ ИСКУССТВЕ

II [*)].
Молодой Энгельс, как литературный критик.
Институт Маркса и Энгельса выпустил недавно редактированный и прокоментированный т. Д. Рязановым II том сочинений Маркса и Энгельса. Здесь помещены статьи и корреспонденции юного Энгельса за 1839—
1844 годы. В эти годы Энгельс, как и сам Маркс, еще
не был марксистом; путем трудной и мучительной борьбы с унаследованными взглядами он вырабатывает точку зрения критического коммунизма. Ранние сочинения Маркса и Энгельса рисуют нам генезис их учения; зна
комство с ними очень важно и для понимания зрелой формы марксизма, которую он получил в классических трудах своих творцов. В ранних своих работах Энгельс, сам пробовавший свои силы на поэтическом поприще, не раз откликается на вопросы эстетики и литературной критики, — и изучение его оценок представляет кое-какой интерес не только для биографии Энгельса, но и для марксистской эстетики.
Весьма примечательна написанная Энгельсом в 1839 г. статья о «Немецких народных книгах». Она показывает, как рано пробудился у Энгельса интерес к фольклору, к народному творчеству, — интерес, не покидавший его всю его жизнь. Очень важно, что уже здесь Энгельс подчеркивает но только чисто поэтическое иди этногра
фическое значение народных книг, но и их возможную политическую роль для борьбы за свободу против феодализма и клерикализма. Вот как Энгельс формулирует задачу «немецких народных книг»:
«Народная книга имеет своей задачей развлечь крестьянина, когда, утомленный, он возвращается вечером со своей тяжелой дневной работы, поза
бавить его, оживить, заставить его забыть свой тягостный труд, превратить его каменистое поле в благоухающий розовый сад; она имеет своей
задачей обратить мастерскую ремесленника и жалкий чердак замученного подмастерья в мир поэзии, в золотой дворец, а его ядреную красотку представить в виде дивно-прекрасной прин
цессы; но она имеет также задачей, на ряду с библией, прояснить его нравственное чувство, заставить его осознать свою силу, свое право, свою свободу, пробудить его мужество, его любовь к отечеству .
„В частности, если обратить внимание па наше время, на характеризующую его борьбу за свободу, на развивающийся конституционализм, на сопротивление гнету аристократии, на борьбу мысли с пиэтизмом, ясности духа - с остатками угрюмого аскетизма, то я не вижу, почему мы не вправе были бы требовать от народной книги, чтобы она в этом отношении оказывала содей
ствие малообразованным кругам, показывала им, хотя, конечно, и не путем непосредственной дедукции, истинность и разумность этих стре
млений, но ни в коем случае не потворствовала бы лицемерию, подхалимничанью перед знатью, пиэтизму. Само собою разумеется, однако, что народной книге должны остаться чужды обычаи
[*)] См. № 25 „Ж. И.“.
прежних времен, являющиеся в нашу эпоху бессмыслицей или несправедливостью .
Произведение искусства должно служать нуждам нашего времени, но по-своему облекая передовые идеи
века в свойственную ему характерную для искусства художественную форму.
Если народные книги «прежде служили для высших сословий предметом презрения и насмешек», а потом немецкие «романтики разыскали их, переработали, про
славили», то Энгельс ставит романтикам в упрек, что они «интересовались только поэтическим содержанием этих вещей» (стр. 43), не обращая внимания на их общественное значение.
И вот с последней точки зрения «немецкие народные книги» но вполне удовлетворяют Энгельса:
«Если мы станем рассматривать все эти книги в целом, согласно высказанным в начале прин
ципам, то ясно, что они одной лишь стороной
удовлетворяют этим требованиям; в них достаточно поэзии и остроумия, к тому же в форме,
вполне доступной самым необразованным людям; но другой своей стороной книги в целом не мо
гут удовлетворять нас; некоторые обнаруживают свойства, противоречащие нашим требованиям, другие удовлетворяют им только отчасти. Будучи продуктами средневековья, они, конечно, не мо
гут удовлетворять тем особенным требованиям, которые вправе ставить им наше время .
Энгельс резко критикует ту форму, в которой представлены в народных книгах сага о «Фаусте» и «Веч
ном жиде», «принадлежащие к самым глубоким творениям народной поэзии всех народов». Между тем
„в каком виде находятся эти саги в народных книгах? Они представлены там, не как произведения свободной фантазии, нет, а как тво
рения рабского суеверия; книга о вечном жиде предполагает даже религиозную веру в содержание ее, которую она пытается оправдать библией и рядом нелепых легенд; от саги в ней осталась лишь самая внешняя часть, зато она содержит в себе длиннейшее скучное христианское нази
дание о жиде Агасфере. Сага о Фаусте низведена до уровня банальной истории о ведьмах, прикрашенной ординарными анекдотами о волшебстве; даже та крупица поэзии, которая сохрани
лась в народной комедии, почти совершенно исчезла. Обе эти книги не только неспособны доставить поэтическое наслаждение, но в теперешнем своем виде могут лишь снова укре
пить старое суеверие, ибо чего другого можно ожидать от подобной чертовщины?
Искусство должно служить делу действительного просвещения масс, а не укреплению религиозной чертовщины, — полагает Энгельс.
Говоря об историях «Гризельдис» и «Геновефы», имеющих своими героинями страдающих женщин, Энгельс замечает;
„Народ достаточно долго играл роли Гризельдис и Геновефы; пусть он теперь сыграет хоть раз Зигфрида и Рейнальда; но разве можно научить его этому, расхваливая эти старые истории, проповедующие смирение?
Примечателен его отзыв об «императоре Октавиане», «отличной народной книге».
„Но разве не проходит повсюду красной нитью мысль, что дворянская кровь лучше бюргерской крови? И разве мы не встречаем часто этой мысли еще в народе? Если нельзя вытравить этой идеи из „Октавиана”, — а , я считаю это невозможным, — если подумать, что сперва она должна быть уда
лена там, где должна возникнуть конституционная жизнь, то как бы ни была поэтична книга — censeo Curthaginem esse delemiain“.