Театральные портреты

От редакции. Стоя на страже революционного художественного строительства „Жизнь Искусства“ выносила и выносит неизменное осуждение тем деятелям театра, которые забыли свою политическую связь с C.C.C.Р., как бы ни были значительны их заслуги перед лицом художественной культуры. Мещанская косность и бело
гвардейские симпатии не могут не вызвать со стороны журнала соответствующего отпора. Читатели видели это по той позиции, какую „Жизнь Искусства“ заняла в последних номерах по отношению к Шаляпину, Станиславскому и Немировичу-Данченко. Однако, ошиблись бы те, кто увидел бы в позиции журнала лишь односторон
ние нападки на всем известные имена. Программные основы, на которых исходит „Ж. И.“, отнюдь не мешают ей воздавать должное и тем художественным ценностям, которые вносили и вносят хотя бы названные арти
стические величины. Напротив, подлинные дарования С.С.С.Р. умеет только ценить! В этих целях нами и заведен отдел „Театральные портреты“, порученный Л. М. Клейнборту. Задача т. Клейнборта дать именно ряд художественно-литературных оценок деятелей нашего театра. Всего намечено до 50 характеристик. В ближайших номерах будут напечатаны статьи: К. С. Станиславский, В. Э. Мейерхольд, Е. М. Грановская, Н.Ф. Монахов,Е. И. Тиме.
Ж. Н. Ермолова, Н. Н. Ходотов, Ю. М. Юрьев, Е. Ж. Люком, Е. П. Гердт, М. А. Чехов, В. И. Качалов и др.

ШАЛЯПИН.

I.
Неожиданно, прекрасно было появление самородных талантов, овеянных воздухом городских предместий, на фоне молодой нашей художественной культуры—как раз в самый канун революции.
Один—полный силы отрицания и ненависти к мещанству с одной стороны, романтической удали и во
сторга великих ожиданий—с другой; другой—пловец глубин, проблем, взятых в их трагической сущности. Это новый общественный слой расправлял свои крылья. Читатель догадывается: мы говорим о Горьком и Шаляпине. Недаром уже—при первых их жизненных ша
гах—судьба их сталкивает сперва в Нижегородском театре, затем—на Закавказской железной дороге.
Какая разность жизнечувствий! И тем не менее есть что-то, что роднит основной тон этих натур, вы
хваченных из коллективных недр народа, а именно— реализм. Это—таланты, которым нужна живая жизнь, живая натура. Художественная правда, забота о жиз
ненном—вот их стихия. Конечно, Горький в этом смысле шел в открытую дверь. Традиции русской лите
ратуры насквозь реалистичны. Однако, сложнее обстояло с Шаляпиным.
Уже сам по себе трагический опыт открывает подземные горизонты. Чисто реалистический подход, тот, что укрепляет в такой степени идею „обыденного , здесь недостаточен. Мало того. Ведь Шаляпин—артист оперы. Реализм же, как мы его понимаем на сцене драматической, в опере бледнеет. Игра оперных арти
стов,—в отличие от форм игры драматического актера— неминуемо условна. Любая опера, даже написанная на жизненный сюжет, прежде всего—романтическое произведение, и не даром темы опер почти сплошь истори
ческие, сказочные... Уже в силу романтической основы музыкальных эмоций оперная постановка должна быть романтичной.
Можно, конечно, на этом основании отвергать самую эстетику оперных форм вообще; можно пытаться внести в нее бытовые начала. Однако, в той опере, какую мы знаем, реализм—в разладе с музыкальным ритмом. Требуется совсем особая пластика, но отяг
ченная реалистическими деталями. И оперный артист всегда между двух огней: быть ближе к действительности, ибо это нужно в интересах драматического су
щества, и быть дальше от жизни, ибо этого требует музыкально-ритмическая условность. Это ясно. И вот
гениальность Шаляпина именно в том и состоит, что драматическая сторона у него точно слита с музыкаль
ной, не оставляя места для диссонансов. Точно он покрывает собой и музыку, и текст, и живопись.
Вот, что делало каждую его новую роль таким же событием, как новое произведение Толстого, которое будет изучать не только теоретик, но и историк искус
ства, не только психолог, но и историк культуры. Вот почему видеть в этом артисте лишь певца значит не видеть Шаляпина, как такового. Замечательных певцов не мало. Но сила этого вещуна великих тайн искус
ства именно в том, что технику вокального искусства он слил, именно слил с значительно более сложным искусством—вокально-драматическим. Вот, что как - то принижает ценность любого таланта в той роли, кото
рая до него уже исполнена Шаляпиным. Опасаешься пойти, чтобы не разлюбить его.
Что же помогает ему скрадывать диссонансы между реализмом игры и условностью оперной эстетики с одной стороны, жуткими горизонтами трагедии с другой? Без сомнения, романтизм, так своеобразно соче
тающийся с реализмом у многих самородков, вышедших из народа. В Горьком этот романтизм обусловил перевес эмоционализма, шедший в разрез с его художествен
ной сущностью. У Шаляпина—оперного артиста—он оказался именно тем, что здесь недоставало.
Присмотримся же к его мастерству поближе.
II.
Для выходцев из низов прежде, как и теперь, характерна и другая особенность: стремление к грандиоз
ному. Всегда в сторону грандиозного направлена их художественная фантазия. Мы это видели у Горького; в еще более сложной и глубокой форме видим у Ша
ляпина. Но прирожденного вкуса, прирожденной грации для этого мало. Как бы ни была щедра природа, какова бы ни была творческая интуиция художника, грандиозный размах без художественной культуры не
возможен. Если она имеет решающее значение для писателя, то тем большее значение имеет она для оперного артиста.
В самом деле, актор должен быть не только актером, но и писателем, и живописцем, и музыкантом — но в смысле, конечно, владения техникой искусств, а в смысле чутья к ним. Эту неразрывность актерского чутья с чутьем писателя, живописца, музыканта мы и видим иногда у крупнейших актеров. Ведь артист ис
ходит из эмоций, более сложных, чем лишь эмоции актера. Очень важно, чтобы, исходя из своей актерской