О театральной критике

дискуссия
О „батистовых платочках“ и „страшных словах
Разрешите, хоть и с запозданием, вмешаться если не в дискуссию о критике, то в итоги этой дискуссии. Мне кажется, основным недостатком участников дискуссии является то, что они не сумели установить объективных критериев при подходе к предмету и сами оказались критиками,
что называется — «никуда». Тем самым они же доказали, насколько искусство подлинной критики — штука далеко не легкая.
Дискуссанты били мимо цели, потому что цели этой не наметили точно. Расплывались в боль
шинстве по древу субъективных импрессионистских замечаний и выкриков, говорили о хороших и плохих, квалифицированных и неквалифицирован
ных, беспристрастных и «страстных» и всякого рода иных критиках, но не говорили, почти не говорили о критике, как таковой, как о про
цессе, как о явлении общественно-обусловленном. Ну, не пустословие ли, например, такие слова одного из участников дискуссии (Полуянов): «прежде всего и обязательно критика должна быть добросовестной и объективной». Нужна ли дискус
сия для того, чтобы сказать, что «платков из чужого кармана таскать не следует», что «стек
лом утираться неудобно». Или такие сентенции у того же Полуянова: «не мешает критике и общая одаренность, талант, хотя и простых способ
ностей журналиста бывает вполне достаточно, чтобы быть хорошим критиком (а вот хорошему артисту надобен еще и талант)». Что за метафизика! Одному — «способности», другому — «одарен
ность», третьему — «талант». Или такая, например, ересь (у него-же): «требования рынка эстетических ценностей почти всегда противоположны требова
ниям рынка материальных ценностей». Да бросьте это противопоставление «духа» и «тела» — эстети
ческие ценности и материальные ценности, рынок эстетический и материальный! Чистейшее поповство. Один и тот же классово-обусловленный ры
нок определяет и индустриально-промышленную, и художественную ценность. Никакого противоречия здесь нет. «Материальный» потребитель, со
здающий рынок, по своему вкусу и требованию (и вполне для себя целесообразно) строит и свой художественный рынок. Оттенки вкусов? Да, но это зависит от разницы внутриклассовых группи
ровок, от диалектики внутриклассовой борьбы. В целом же художественный рынок в полном соответствии с промышленным рынком обслуживает своего классового хозяина.
Еще пример — Баньковский (№ 28 журнала). В том же в общем метафизически-идеалистическом кругу, что и Полуянов, он шарахнулся в другую лишь сторону этого круга. По мнению (и даже «осо
бому мнению») Баньковского — «критика вообще не нужна». Как будто от решения Баньковского зависит — быть или не быть критике.
Смеем вас уверить, т. Баньковский, — если критика в органической диалектике нашей обще
ственности окажется ненужной, она исчезнет. Но вовсе не от того, что вы на сей счет думаете.
Сказать сегодня, когда художественная критика существует (и стало быть нужна), что ее уже не должно быть, значит подходить к вопросу не реально, внеобщественно, анархически.
Ну хорошо, критика не нужна, что же нужно? А вот что (цитирую Баньковского):
1) «испытание спектакля в лабораторной обстановке, 2) экспертиза, 3) учет массового опыта».
Попробуйте расшифровать этот совершенно безответственный набор слов!
Что значит для потребителя-зрителя или производственника-художника — «испытание спектакля в лабораторной обстановке». Извольте не бросать слов, а раскрыть этот абсолютно надуманный, абстрактный бросок ваших мыслей. Как это ку
шают — «испытание спектакля в лабораторной
обстановке?» Какие же это лаборатории? И что ж и кто будет тащить туда критикуемый спектакль?
Вздор, чистейший вздор. Экспертиза...
Опять таки — где, кто, что, как? Тут — в этой самой «экспертизе» — Баньковский милостиво разрешает «участвовать и профессиональным экспертам, бывшим критикам». Спасибо и на том.
Ну, и, наконец, — «учет массового опыта». При чем тут учет опыта? Какого опыта? Да еще массового. Состоялся, скажем, спектакль — нужна кри
тика, чей же массовый опыт и как вы по сему случаю будете собирать в ваших «критических лабораториях»?
Художественная критика, по мнению Баньковского, должна быть такой же, как критика вновь выпущенного образца электрических лампочек.
Там нужно сказать о результатах испытания на светосилу, о продолжительности горения, о потре
блении тока и т. п. Точно также, вещает Заратустра-Баньковский, и в театральной критике— «полет художественной мысли» должен быть низведен «до степени простого рассчета».
Во всей этой абстрактно-метафизической абракадабре есть одно «смягчающее вину обстоятель
ство» для их «изобретателя» — он и сам не знает, как всего этого достигнуть («как это делать, надо спросить не меня»). Но тогда совет чрезвычайно простой — не говорить о том, чего сам не знаешь, и не городить по сему случаю утопий.
Изобретатель электрической лампочки нового образцы НН2, к которому вы аппелируете, ша
рахнется от вас, как от чумы, ибо он имеет дело с реальными продуктами и их научно-объективной организацией, а вы, т. Баньковский, — чистейший идеалист, метафизик, анархист-романтик. Вы не умеете ставить и решать вопросы общественно, реально, а рассматриваете их с отвлеченных и глубоко - индивидуалистических высот, какой бы «массовый опыт» вы в ваших писаниях ни проповедывали. Вы — модернизованный на сегодняшнее число андреевский Савва — не больше.
Хотите знать корни вашего «бунта?»
Запоздали вы годика этак на три. Все, что
вы говорите, в Западной Европе декларировал