Дискуссия об АХРР‘е

ПРАВДИЗМ В ИСКУССТВЕ

Я не работник изо, я не был в Москве и не видел 8-й выставки АХРР‘а, о которой за послед
нее время так много говорят и пишут. И тем не менее мне хочется, нестерпимо хочется откликнуться на открытую «Жизнью Искусства» дискус
сию об АХРР е. Причина простая — я работаю в такой области, где идеи, подвигнувшие худож
ников АХРР‘а на столь интенсивную общественно значимую деятельность, не нашли еще не только ясного выражения, но даже и единодушного при
знания. Стоит ли подчеркивать, что я говорю о нашем музыкальном искусстве, плетущемся в хвосте общественных движений, в далеком ариергарде социально-творческой мысли?
Когда я прочитал обстоятельные отчеты тт. Луначарского («Известия»), Сосновского («Правда») и Ценовского («Заря Востока») об организован
ной в Москве усилиями АХРР а выставке «Жизнь и быт народов СССР», я ясно почувствовал, что лозунг «искусство — массам» — уже не голый прин
цип, к осуществлению которого нужно еще найти дорогу, а идейное начало, проникшее в художественную практику и принесшее весьма осязатель
ные результаты. Вместе с тем я почувствовал, что реализм или, как удачно выразился т. Кацман [*)], правдизм в искусстве есть могучая сила художественной выразительности, как нельзя более пригодная для вовлечения масс в круг художественных интересов.
Тов. А. Ценовский в статье «Кто прав?» (тифлисская газета «Заря Востока» № 1194) очень хорошо разъясняет смысл проблемы, возникшей пред художником революционной России:
Жизнь или «чистое», уходящее от жизни и сторонящееся общественных вопросов искусство? Форма или содержание? Что изображено в картине иди как изображено?..
В старое, дореволюционное время таких вопросов не возникало.
Художник раньше не знал и не любил общественной работы, уходил от тины жизни, не хотел людей, если эти люди не были его интимными друзьями. Он любил красоту, прекрасную женщину, товарищеские споры за кружкой пива об искусстве. Он замыкался в свою мастерскую, в свои краски, кисти, непосредственные впечатления. И если этих впечатлений вокруг него было недостаточно, он искал их в других, далеких краях, в другом солнце, другой природе, других лю
дях. И отражал их в себе самом, в своем одиноком творчестве.
Иногда
он уходил в далекое историческое прошлое, просто чтобы не видеть настоящего. Если он был религио
зен, как религиозно большинство людей искусства, он искал впечатлений в темных сводах церквей, в мерцании лампад, в темных ликах икон. Иногда он — не как общественник, а просто как человек— возмущался жестокостью, неправдой человеческой и писал «Бурлаков», писал «Иоанна Грозного», писал— в пирамиде оскаленных черепов — «Апофеоз войны».
[*)] Статья «Пусть ответят» в № 27 «Ж. И.».
Но грянула революция и опрокинула весь старый мир. Художник попал в котел жизни. Иные бежали из новой России, чтобы продолжать за рубежом пережевывать старую жвачку, писать бес
конечные «ню» и «натюр морт». Те, что остались, пережили с нами голод, холод, нужду, вынесли на своих плечах все эти лишения, весь этот же
стокий искус революции, сроднились с ней, выстра
дали ее, стали ее сынами, советскими гражданами. Пред художником революционной России стали иные задачи.
Его искусство подошло вплотную к жизни. Он должен был теперь служить не одиноким «знатокам
искусства, которые часто ничего не знали, но имели много денег. Он должен был творить для масс, кото
рые в самом трудном искусстве — живописном — не умеют отличить плохой олеографии от величайшего произведения искусства. Он должен был принять положение, что искусство, мастерство, форма должны
подчиниться содержанию, иначе масса не поймет ценности живописного искусства, что формы новые, мудреные, иногда слишком изысканные и даже извращенные, должны быть оставлены, что массовый зритель возьмет искусство только реальное, только здо
ровое, только похожее на жизнь. Массовый зритель удивляется, когда видит зеленую собаку или человека с кубической головой: «Кто это видел в жизни?» Он хитро смеется, когда ему показывают «ню» — женское тело. «Зачем это голую бабу выставили?» Но он от души радуется и восхищается, когда ему показывают быт. То, что он видел в жизни или сам пере
жил. Он очень внимательно рассматривает картину «политическую», производственную, любит, чтобы при
этом ему что-нибудь занимательное рассказали. Так привыкнет глаз постепенно к хорошей картине, так бессознательно научится массовый зритель любить живопись.
Деятели АХРР‘а так и посмотрели на свою задачу в искусстве. Они стали сторонниками прежде всего и раньше всего — правдизма. Группа художников в 300 чел. поделила между собою все рес
публики Союта и разбрелась в разные стороны: кто на Кавказ, Волгу, Урал, Мурман, кто в Сибирь, Крым, Узбекистан, Башкирию, по централь
ным губерниям. Там они изучали живой материал и брали жизнь, политическую, бытовую, личную.
Всю эту правду жизни они передали в своем творчестве и создали таким образом огромную кол
лекцию в 2000 картин и рисунков, отражающих жизнь и быт народов СССР. Мудрено ли, что массы зрителей переполняли выставочные валы и смотрели на все выставленное с жадным любопытством?
Так проделали свою неслыханную по обюему и заданиям работу художники АХРР’а. Думается, что об общественном и культурном ее значении не может быть двух мнений. Это — победа, оспа
ривать которую не приходится. И — что главное— победа эта одержана под знаменем правдизма в искусстве.
А что делают художники музыкального творчества? Соединяются ли они в своей работе под лозунгами, выдвигаемыми революционной действительностью, ставят ли они себе задачи, выходящие из круга индивидуальных переживаний и ис