и есть пролог к постановке «Плоды просвещения» в Московском Художеств. театре.
Затем занавес сдвигается.
К. С. выходит и говорит перед занавесом приблизительно следующее: «Вот какое задание было у нас до репетиции «Плоды просвещения». Мы долго и много работали. Сегодня мы даем спектакль. Благоговейное отношение к памяти великого человека не оставляло нас. И вы, при
шедшие сегодня в театр, вспомните его действенно. Сделайте его живым. Пусть он будет сейчас с вами, здесь, в зрительном зале. Пусть спектакль идет как бы в его присутствии, в Ясной Поляне.
Перенесите себя на часы, когда идет действие, туда, где прожил Лев Николаевич столько-то лет, и откуда бежал, чтобы умереть. Смей
тесь, когда захочется смеяться, ибо и Л. Н. тоже смеялся бы; ведь смеясь, с улыбкой написал он эту пьесу».
После этого слова Станиславского к публике занавес снова раздвигается. Открывающаяся сцена изображает террасу дома в Ясной Поляне.
На сцене только те предметы, которые действительно возможны на этой террасе.
Для каждого акта эти предметы служат,— путем соответственных перестановок, — приспо
соблениями для игры. Пьеса начинается. Без гримов и театральных костюмов. Все актеры со своим лицом. Одеты так, как оделись бы, если бы сегодня ехать к Л. Н. На одной из стен может быть портрет Л. Н...
Вахтангов полагает что этой, формой представления — комедии, написанной некогда Тол
стым, для спектакля, устраиваемого его друзьями, будут достигнуты: «1) современность постановки, 2) оправдание натуральных декораций, 3) оправдание натурального обихода и вещей, 4) спектаклю сообщается торжественный характер, 5) вы
полняется желание не загромождать мастерство актера гримом, париком и костюмом, 6) создается атмосфера величия спектакля и в зрительном зале и на сцене, 7) все, даже мелкие, роли выро
стают для актера до страшно значительных и ответственных, 8) из комедии — делается мистерия».
«Смерть Тарелкина».
На «Смерть Тарелкина» Сухово - Кобылина внимание Вахтангова обращает В. Э. Мейер
хольд. Вахтангов воспринимает эту пьесу, как мистификацию преследователей и преследуемых. Персонажи представляются — волками, травящими и затравливаемыми, с волчьими клыками. Атмо
сфера действия переносится в капкан русского дореформенного застенка и русской дореформенной канцелярии.
Воли в пьесе распределяются так: Расплюева играет И. М. Москвин, Варавина — Л. М. Леонидов, Тарелкина — М. А. Чехов, художник спектакля — Исаак Рабинович. Спектакль проекти
руется на сцене Московского Художественного театра. Время спектакля: сезон 1923 г.
САМУИЛ МАРГОЛИН (Окончание следует).
Худ-академия и биллиардная
Есть вопросы, которые сами напрашиваются на гласное вскрытие. В данном случае я подразу
меваю не больше как участь Ивана Петровича Пеняева. Если читателю, в силу целого ряда при
чин, это имя говорит мало, спешу познакомить его с ним на интересующих нас фактах.
И. П. Пеняев поистине — жемчужина нашей театральной библиографии. Он первый и, пока,
единственный, кто в течение кропотливейшей 35- летней работы составил грандиозную и подроб
нейшую библиографию к истории русского театра со всем ого разделом. Ныне материалы И. П. Пе
няева из любезности временно пристроены в музее имени Бахрушина, занимая несколько шкафов и ящиков. В частности в них особенно исчерпы
вающе и детально отображены сведения по истории «народного» театра (игры, скоморошьи представле
ния, балаган, петрушка, кукольный театр и т. д.). Несомненно последнее особенно важно для совре
менников. Кроме того, там же хранится богатейшая библиография к истории русской театрально-критической мысли и драматической литературы.
Но... как ни странно, И. П. Пеняев живет, и то недавно, только на ежемесячную пенсию в 60 руб. и до последнего времени ютившись только в проходной биллиардной (квартиры Ф. Ша
ляпина), где норой невозможно было не только работать, но даже и спать, когда хочешь, ибо часто гости квартирохозяев развлекались на бил
лиарде ночами. Все это заставило И. П. в июне
текущего года бросить Москву и, как он сказал мне — «к сожалению, временно испробовать счастие в Ленинграде!..» Разумеется... «На авось»!
В то же время было бы неправильным полагать, что его забывают вовсе представители худ-академий. Вовсе нет! Наоборот, некоторые из них так иногда даже слишком усердны в своих «воспо
минаниях». Но как и когда? Почти всякий раз, как намечаются у кого - нибудь из академиков та или иная работа, книга, доклад, статья, справочные сведения и т. д. В таких случаях обяза
тельно в первую голову вдруг вспоминается адрес полутемной проходной биллиардной, где можно без особой затраты времени и сил получить для себя (по-домашнему) любые готовые ценнейшие сведе
ния. И немудрено!.. Всякий раз добродушный и влюбленный в свое дело замечательнейший старик открыто, с неисчерпаемой искренностью щедро
делится своими трудами, доставшимися ему 35- летними каторжными усилиями.
Увы, бывают случаи, когда данные им для «интимного» использования оригиналы, вскормив и дав выгодные козыри другим, вдруг для него даже вообще исчезают... По слухам, оригиналы оказываются затерянными (?). Так, например, пропало нескольке толстых библиографических тетра
дей, касающихся «Малого театра», в то время когда произведенные в «интимном» порядке вы
борки уже украшают почтенные худ-академические труды. Разумеется, без всякой ссылки на имя своего фактического первоисточника, т. е. «незаметного» Пеняева.
Так живет и работает один из наших подлин
ных героев труда и науки. ПАВЛОВ
Затем занавес сдвигается.
К. С. выходит и говорит перед занавесом приблизительно следующее: «Вот какое задание было у нас до репетиции «Плоды просвещения». Мы долго и много работали. Сегодня мы даем спектакль. Благоговейное отношение к памяти великого человека не оставляло нас. И вы, при
шедшие сегодня в театр, вспомните его действенно. Сделайте его живым. Пусть он будет сейчас с вами, здесь, в зрительном зале. Пусть спектакль идет как бы в его присутствии, в Ясной Поляне.
Перенесите себя на часы, когда идет действие, туда, где прожил Лев Николаевич столько-то лет, и откуда бежал, чтобы умереть. Смей
тесь, когда захочется смеяться, ибо и Л. Н. тоже смеялся бы; ведь смеясь, с улыбкой написал он эту пьесу».
После этого слова Станиславского к публике занавес снова раздвигается. Открывающаяся сцена изображает террасу дома в Ясной Поляне.
На сцене только те предметы, которые действительно возможны на этой террасе.
Для каждого акта эти предметы служат,— путем соответственных перестановок, — приспо
соблениями для игры. Пьеса начинается. Без гримов и театральных костюмов. Все актеры со своим лицом. Одеты так, как оделись бы, если бы сегодня ехать к Л. Н. На одной из стен может быть портрет Л. Н...
Вахтангов полагает что этой, формой представления — комедии, написанной некогда Тол
стым, для спектакля, устраиваемого его друзьями, будут достигнуты: «1) современность постановки, 2) оправдание натуральных декораций, 3) оправдание натурального обихода и вещей, 4) спектаклю сообщается торжественный характер, 5) вы
полняется желание не загромождать мастерство актера гримом, париком и костюмом, 6) создается атмосфера величия спектакля и в зрительном зале и на сцене, 7) все, даже мелкие, роли выро
стают для актера до страшно значительных и ответственных, 8) из комедии — делается мистерия».
«Смерть Тарелкина».
На «Смерть Тарелкина» Сухово - Кобылина внимание Вахтангова обращает В. Э. Мейер
хольд. Вахтангов воспринимает эту пьесу, как мистификацию преследователей и преследуемых. Персонажи представляются — волками, травящими и затравливаемыми, с волчьими клыками. Атмо
сфера действия переносится в капкан русского дореформенного застенка и русской дореформенной канцелярии.
Воли в пьесе распределяются так: Расплюева играет И. М. Москвин, Варавина — Л. М. Леонидов, Тарелкина — М. А. Чехов, художник спектакля — Исаак Рабинович. Спектакль проекти
руется на сцене Московского Художественного театра. Время спектакля: сезон 1923 г.
САМУИЛ МАРГОЛИН (Окончание следует).
Худ-академия и биллиардная
Есть вопросы, которые сами напрашиваются на гласное вскрытие. В данном случае я подразу
меваю не больше как участь Ивана Петровича Пеняева. Если читателю, в силу целого ряда при
чин, это имя говорит мало, спешу познакомить его с ним на интересующих нас фактах.
И. П. Пеняев поистине — жемчужина нашей театральной библиографии. Он первый и, пока,
единственный, кто в течение кропотливейшей 35- летней работы составил грандиозную и подроб
нейшую библиографию к истории русского театра со всем ого разделом. Ныне материалы И. П. Пе
няева из любезности временно пристроены в музее имени Бахрушина, занимая несколько шкафов и ящиков. В частности в них особенно исчерпы
вающе и детально отображены сведения по истории «народного» театра (игры, скоморошьи представле
ния, балаган, петрушка, кукольный театр и т. д.). Несомненно последнее особенно важно для совре
менников. Кроме того, там же хранится богатейшая библиография к истории русской театрально-критической мысли и драматической литературы.
Но... как ни странно, И. П. Пеняев живет, и то недавно, только на ежемесячную пенсию в 60 руб. и до последнего времени ютившись только в проходной биллиардной (квартиры Ф. Ша
ляпина), где норой невозможно было не только работать, но даже и спать, когда хочешь, ибо часто гости квартирохозяев развлекались на бил
лиарде ночами. Все это заставило И. П. в июне
текущего года бросить Москву и, как он сказал мне — «к сожалению, временно испробовать счастие в Ленинграде!..» Разумеется... «На авось»!
В то же время было бы неправильным полагать, что его забывают вовсе представители худ-академий. Вовсе нет! Наоборот, некоторые из них так иногда даже слишком усердны в своих «воспо
минаниях». Но как и когда? Почти всякий раз, как намечаются у кого - нибудь из академиков та или иная работа, книга, доклад, статья, справочные сведения и т. д. В таких случаях обяза
тельно в первую голову вдруг вспоминается адрес полутемной проходной биллиардной, где можно без особой затраты времени и сил получить для себя (по-домашнему) любые готовые ценнейшие сведе
ния. И немудрено!.. Всякий раз добродушный и влюбленный в свое дело замечательнейший старик открыто, с неисчерпаемой искренностью щедро
делится своими трудами, доставшимися ему 35- летними каторжными усилиями.
Увы, бывают случаи, когда данные им для «интимного» использования оригиналы, вскормив и дав выгодные козыри другим, вдруг для него даже вообще исчезают... По слухам, оригиналы оказываются затерянными (?). Так, например, пропало нескольке толстых библиографических тетра
дей, касающихся «Малого театра», в то время когда произведенные в «интимном» порядке вы
борки уже украшают почтенные худ-академические труды. Разумеется, без всякой ссылки на имя своего фактического первоисточника, т. е. «незаметного» Пеняева.
Так живет и работает один из наших подлин
ных героев труда и науки. ПАВЛОВ