Писатель-критик-читатель
дискуссия Ответ В. Блюменфельду и
З. Штейнману
Одноименная статья автора этих строк в № 14 «Ж. И.», хотя и квалифицированная редакцией, как «образчик попутнической идеологии» (кстати, с каких это пор «попутничество» стало явлением нежелательным или чуть ли не вне-советским?), «сыграла и своего рода провокационную роль», вызвав отзвуки далеко вправо (вне страниц журнала), — но за такого рода последствия я не соби
раюсь принимать на себя ответственности и считаю
необходимым раз навсегда решительно отмежеваться от всяких попыток использовать мои мысли в реакционных целях.
Итак, шел спор о писателе, критике и читателе и их взаимоотношениях. Вопрос мною был
поставлен исключительно в плоскости бытовой и тактической, и лишь попутно были подвергнуты пересмотру теоретические основы формального метода. Те, кому известна моя собственная крити
ческая деятельность, поймут, что смешно было бы,
если б цель моей статьи заключалась в том, чтобы выбить оружие из рук критики (в том числе, следовательно, также из рук автора этих строк).
Это отступление «по личному поводу» необходимо, так как мои оппоненты, вместо трезвой полемики по практическим сторонам вопроса, за
нялись детективным «чтением между строк». Между строк, однако, было трудно что-нибудь прочесть, и оппонентам пришлось заняться измышлениями.
Одно из основных «обвинений» оказывается простонапросто воздушным пирогом, состряпанным на кухне Блюменфельда-Штейнмана: там, где я гово
рил об отношении писателя к критике, я излагал лишь точку зрения писателя, а отнюдь не мои личные взгляды критика, которому неоднократно приходилось убеждаться в силе «диагноза», являю
щегося уже достаточным «действием». (Ср. в статье: «С точки зрения писателя положение приблизи
тельно рисуется так...» и т. д.). «Критик может поставить диагноз социального или литературного значения писателя, но от этого сам писатель ни на иоту не изменится», — не изменится опять-таки по мнению писателя, на самом же деле — и слад
кое слабительное формального метода и горькие порошки марксистской критики на писателя влияют несомненно. Ясно, что влияние критики (в част
ности марксистской) может быть плодотворным в особенности в отношении писателей «промежу
точных», колеблющихся, которых можно завоевать
для советской литературы. Все дело в организации этого влияния, которое в современной критике или не доходит до писателя, или вызывает в нем реакцию противодействия.
Вот почему я и решился заговорить об «индивидуализировании», хотя истина о том, что обще
ство формирует художника, известна со времен
Тэна. Что касается марксистской критики, снова должен подчеркнуть то, что было сказано черным по белому: дело не в методе, а в его применении,
и в этом основном пункте категорически заявляю В. Блюменфельду и З. Штейнману: — Руки прочь! Я ни в коей мере не могу брать на себя ответ
ственности за игру призраков воображения, не стесненного НОТ ом. Не для вас, а для читателя го
ворю: «социальное руководство литературой»— не безвоздушное, а живое, рука об руку с писа
телем, быть должно; отрицать это может лишь
тот, кто не признает за литературой социальнодвижущей силы. Но во имя этого следует прямо и открыто говорить о недостатках нашей критики, которая все-таки в большинстве случаев не умеет подходить к каждому писателю, как к «своеобразному явлению», понимаемому отнюдь не в идеали
стическом смысле, как пробует навязать мне З. Штейнман.
«Конкретизация» промахов современной критики? Примеров можно было бы собрать поистине бесконечное количество. Такие писатели, как Есенин, Ф. Гладков, Лариса Рейснер, Пант. Ро
манов, не были своевременно оценены нашей критикой, и «признание» пришло к ним непосред
ственно от читателя, через головы критиков. Стоило Н. Тихонову углубиться в серьезную формальную работу, как он тотчас потерял всё уважение кри
тиков, завоеванное вначале балладами. Крайне показательны выступления на тему о критике цитированного мною А. Лежнева, Г. Якубовского («На лит. посту» № 3). «В чем-то таком» критика бесспорно виновата — не только перед «попутчи
ками», но и перед пролетписателями. Замалчивание, неправильная оценка, отсутствие верных перспек
тив, наконец «опекательство» и «карательные
экспедиции против писателя» — хорошо знакомые всем явления. Но опять-таки, повторяю ясно и раздельно, не в сути метода дело, а, конечно, в тактических приемах, но и не только в них, а еще и в степени культурности и одаренности критика. Критический метод не есть химический реактив, дающий в любых руках единственно-вер
ный и единственно-возможный ответ. Критика все еще продолжает оставаться искусством, искусством применения метода; есть критики талантливые и бездарные, есть «начетчики» и есть «художники», мыслящие прямолинейно и мыслящие диалектически. ИННОКЕНТИЙ ОКСЕНОВ.
Ответ Иннокентию Оксенову
Итак, по мнению т. Оксенова, его оппоненты занимались стряпней воздушных пирогов, — детективным чтением между строк.
Оказывается, сам Овсенов никогда и не думал отрицать значение критики, что он выступал в первой своей статье не от своего имени, — а выражал точку зрения писателя.
Позволительно спросить какого писателя?
Увы. у Оксенова на этот вопрос ответ не заготовлен. Как в первой, так и во второй его статье фигурирует писатель-«вообще», который, по Оксенову, глубоко недоволен как критиками-формалистамми, так и критиками марксистами.