ВОЗРАЖАЕТ

ИЛИ

ОБИЖАЕТСЯ?

Итак, в виду коллективного протеста Сейфуллиной и мне надо покаяться и объявить „Пургу“ Щеглова классическим произведением.
Боюсь я только, что это — ребяческая игра в общественность, что никаких „всех ленинградских драматургов“ ни на каком совеща
нии не было и что личные обиды недооцененных писателей могут только затемнить постановку важного вопроса.
А именно такая постановка была целью моей статьи. Кстати, это ни хлестаковщина, ни рецензия, а статья общего характера, почему я не имел возможности подробно анализировать отдельные пьесы.
Утверждал же я вот что: техника создания спектакля далеко ушла от техники драмати
ческое письма. Мы все знаем, что место советского театра в мире — очень высокое место, но как ни больно, а приходится при
знать, что в драматургическом мастерстве мы не имеем ничего приближающееся к виртуоз
ности чуждых нам Пиранделло и Газенклевера или враждебное нам Клоделя. Уверяю вас, т. Щеглов, что это признают многие из ленинградских драматургов, которых вы поспешили поднять на меня походом и которые отлично понимают, что шутливый лозунг „драматург, подтянись!“ есть товарищеский совет напрячь все силы на слабом участке тэафронта.
Но опасность двойная. Драматург слаб в конструкции сценария пьесы, on же слаб и в области слова. Правда, Щеглов учит меня,

ПЯТИГОРСКАЯ ЗНАМЕНИТОСТЬ

Слыхали ли вы о Соломонике? Представьте, читатель, и мы до вчерашнее дня с ним знакомы не были. Каемся, бывая на Кавказе, поднимаясь на „Храм Воздуха“, любуясь Эльбрусом, осматривая место убийства Лермон
това, мы не обратили должного внимания на скромную личность председателя Пятигор
ского сорабиса т. Соломоника. А она стоит того, чтобы быть отмеченной.
В разных местах СССР по-разному отзываются на угрозу войны. Где оживляют деятельность местной организации ОСОАвиахима, где проводят сбор средств в фонд самолета „Наш ответ Чемберлену“, а где,
объявляют пробную мобилизацию комсомола.
Тов. Соломоник не таков. Угроза войны ему не страшна. И Чемберлен не опасен. Пусть-ка попробует с берегов Темзы добраться до Пяти
горска. Другой вопрос дела свои местные. Не до Чемберлена, когда в кассе союза пусто, как
в голове у некоторых засорабившихся чиновников. Упустишь летний сезон, а потом весь год с пустой кассой и просидишь. А гастро
лирующие артисты, народ все из центра, — без понятая. Никак местных условий уразуметь не могут. Ты им о халтурке в пользу местного Сорабиса, а они — о спектакле в пользу фонда „Наш ответ Чемберлену“.
Взять хотя бы Викторину Кригер. Казалось бы, заслуженная артистка Республики. Кому, как не ей, поддерживать свой союз. Она же, чудачка, начитавшись передовой в „Жизни Искусства“ упрямо стоит на своем. Разреши
ей с ансамблем накануне отъезда с Кавказа прощальный, заключительный, понедельничный спектакль в Кисловодске с отчислением всего сбора на самолет „Советский Артист“.
А как разрешить, когда на тот же день, хотя и в другом месте Кисловодска, уже один спектакль объявлен? И спектакль прибыльный—
что слово в книге и в театре не одно и то же. Я догадывался об этом за девять лет моей режиссерской работы, но я знал также, что нигде оно не должно быть немощным и бесцветным.
Между тем, посмотрите, т. Щеглов, как, например, вы поразительно беспомощны в этой области. Вы даже до сих пор не понимаете, что в комической фразе „взорвать прогнившие фраки“ беда совсем не в метафоре (т. е. зачем не „люди во фраках“), а в эпитете (т. е.
сопоставление: прогнившие фраки — молью, что ли, поеденные?) Также бессознательно пользуетесь вы словом и когда благодарите за советы „при зачтениях отрывков“ и когда
спрашиваете, „Кто возьмет первое место в теннис“ (вместо „возьмет первенство“, как говорят спортсмены всех видов спорта) и когда простой и прямой революционер назы
вает женщину „маленький философ“ и на протяжении всей пьесы, написанной совер
шенно бесцветным, незапоминающимся языком. Я бы, конечно, не упоминал об этом, если бы
вы представляли собою исключение. Но я совершенно не вижу причины, почему я не смею об этом говорить громко, раз это явле
ние грозит стать массовым. И говорить не как Хлестаков, хлопающий по плечу Щеглова— Пушкина, а как режиссер советского театра, который чувствует себя вправе радоваться его победам и болеть его бедами.
СЕРГЕЙ РАДЛОВ