Маркс и Энгельс

ОБ ИСКУССТВЕ

III [*)].
Молодой Энгельс, как литературный критик.
В статье о «Карле Беке», представителе молодой немецкой лирики 40-х годов, Энгельс подвергает довольно
суровой эстетической критике поэтические произведения Бека. Он упрекает его в фразистости, отсутствии глу
боких мыслей и поэтического взлета, напыщенности, «великом множество нелепостей и пошлостей».
Бек оказался не в состоянии оправдать надежды, вызванные его первыми произведениями. Действительно нужно отметить, что в переписке с братьями Греберами Энгельс относится к Беку гораздо благосклоннее, нахо
дит, что «поэтического таланта, равного таланту Карла Бека, еще не было со времени Шиллера» (453). «Карл Бек—огромный талант, мало того—гений» (470) [**)]. Для нас здесь важно заметить, что в статье о Беке Энгельс подходит к поэту с чисто эстетической меркой.
В статье «Ретроградные знамения времени» (1840) Энгельс отмечает, что «реакция проявляется как в жизни, так в искусстве и литературе...» и что
„крику современных обскурантов в одной области соответствует пресыщенный обскурантизм части новейшей немецкой поэзии в другой“.
„Все идеи, которые выступали на арену со времени Карла Великого, все вкусы, которые вытесняли друг друга в течение пяти столетий, пытаются еще раз отвоевать у современности свое истлевшее право. Феодализм средневековья и абсолютизм Людовика XIV, иерархия Рима и пиэтизм прошлого столетия оспаривают друг у друга честь искоренения свободной мысли. Я не
намерен распространяться здесь на эту тему. Но этим колоссальным реакциям в жизни церкви и государства соответствуют незаметные уклоны в искусстве и литературе, неосознанные попятные шаги к прошлым векам, представляющие угрозу, если не для эпохи, то для ее вкусов“.
Общественной реакции соответствует реакция и в области искусства. Так, популярный романист эпохи Штернберг предпочитает изображать «эпоху» г-жи де- Ментенон.
„Я позволяю себе, однако, утверждать, что именно эта черта Штернберговских романов, способствующая в настоящий момент их распро
странению, немало повредит их долговечности. Я уже не говорю о том, что красота поэтичного произведения отнюдь не выигрывает от вечного
[*)] См. №№ 25 и 33 „Ж. И.“.
[**)] Интересна параллель между Шиллером и Гете, которую проводит Энгельс в письме к Вильгельму Греберу от 30/VII 1839 г.:
„Общепризнано, что Шиллер—наш величайший либеральный поэт; он предчувствовал, что после фран
цузской революции должна наступить новая эра, а Гете
этого не почувствовал даже после июльской революции, а если события надвигались на него так близко, что он почти вынужден был думать, что наступает нечто новое, то он уходил в свои покои и закрывал дверь
на ключ, чтоб оставаться там непотревоженным. Это очень вредит Гете; но ему было 40 лет, когда разра
зилась революция; он был уже сложившимся к этому времени человеком, поэтому его нельзя ни в чем упрекнуть“.
обращения к самому бесплодному прозаическому времени, по сравнению с заскорузлым существом которого, мечущимся между землей и небом с его марионетками конвенанса, наше время и его дети кажутся еще естественными; ведь мы слишком уж привыкли насмешливо относиться к этой
эпохе, чтобы она нам долго могла импонировать в другом освещении, в конце концов, наскучит до последней степени постоянно вновь находить в Штернберговском романе все тот же каприз. Эта тенденция, по крайней мере, в моих глазах, не может иметь больше значения, чем простой каприз, и по тому самому уже лишена всяких более глубоких оснований. Тем не менее я думаю, что точка опоры ее коренится в жизни „хорошего общества“. Г. фон-Штернберг был, без сомнения, воспитан для него и научился вра
щаться в нем с большим наслаждением, нашел, быть может, в его кругах свою настоящую ро
дину. Что же удивительного, если он питает нежные чувства к эпохе, в которой формы об
щественности были гораздо более определенные и округленные, хотя и более деревянные и безвкусные, чем в настоящее время“. Мало того
„мы должны вернуться назад еще дальше, чем к энциклопедистам и госпоже де-Ментенон. Дуллер, Фрейлиграт и Бек позволяют себе пред
ставительствовать в нашей литературе вторую силезскую школу семнадцатого столетия“.
Однако в той же статье Энгельс указывает на веяния нового духа,—«философия идет навстречу литературе».
„тогда пришлось бы изменить точку зрения и возложить надежду на то взаимодействие науки и жизни, философии и современных тен
денций, Берне и Гегеля, подготовка которого уже раньше имелась в виду одною частью так называемой Молодой Германии“.
В статье о «Платене» Энгельс отмечает, что у Платена не хватает поэтической силы:
„Фантазия Платена робко следовала за отважным ходом его рассудка; и когда потребовался гениальный труд, когда нужно было рискнуть на смелый прыжок, которого разум не в состоя
нии был сделать, не хватило и фантазии. Отсюда проистекло заблуждение Платена, принявшего продукт своего рассудка за поэзию. Его поэтической творческой силы хватило на анакреонти
ческие газели; временами она сверкала, как метеор, и в его комедиях; но мы должны при
знать, что большая часть того, что присуще Платену, было продуктом разума и таковым всегда будет признаваться“.
„У Платена поэтическая сила отказалась от своей самостоятельности и легко мирится с гос
подством могучего разума. Если бы фантазия Платена не могла опереться на этот разум и на его замечательный характер, он не стал бы так
знаменит. Поэтому, он явился представителем рассудочной поэзии, формы и, поэтому же, не дано было сбыться его желанию закончить свое поприще значительным трудом“.
Мысль и характер замещают у Платена поэзию:
„Кто предъявляет Платену другие требования, того эти польские песни не удовлетворят; но кто с этими ожиданиями возьмет книжку в руки, тот будет с избытком вознагражден за недоста
ток поэтического аромата обилием возвышенных могучих мыслей, выросших на почве благород
нейшего характера, и „великолепной страстностью“.
Оценивая «Воспоминания из моей жизни» Эрнеста Морица Арндта, одного из идейных вождей борьбы Гер
мании за национальное освобождение против Наполеона, Энгольс начинает с оценки стиля его книги:
„Отвлекаясь пока от тенденции книжки Арндта, следует заметить, что и с эстетической стороны она представляет интереснейшее явление. Давно мы уже не слышали в нашей литературе такой