У истоков

Десять лет тому назад на повестку дня, одного из тех, „которые потрясли мир“, на ряду с великими вопросами был поставлен большой: об агитационном искусстве.
Любителям „рогатых“ проблем и глубокомысленных загадок должно быть хорошо
известно, что вопрос этот поставлен, но далеко не решен.
Вспоминать, разумеется, не значит решать; вспоминать — значит извлекать на свет дневной
обломки вопроса, глубоко зарытого в недрах сознания, по которым когда-нибудь будет решаться этот вопрос.
И вот: не по-юбилейному ли своевременно сделать кое какие „извлечения“, собрать кое какие осколки и брызги навсегда отшумевшего весеннего театрального дождя?
Все еще слишком мало говорят и пишут о том времени, когда в нашей стране молодо
и задорно бушевал театральный потоп, когда театр как бы вышел из своих гранитных берегов и с таким великолепным безрассудством стремился стать самой жизнью.
А если и говорят, то в лучшем случае с той снисходительно-добродушной улыбкой, с какой постаревшие говорят о грехах и шалостях своей далекой юности. Пора даже к явным наивностям того времени подойти посерьезней,
хотя бы потому, что былая простота их стала впоследствии театральной премудростью в опытных руках.
Нет сомнения, пристальная оглядка на свое прошлое, мысленное возвращение к истокам агитационного театра помогло бы также ответить на вопрос многих недоумевающих — „что сей сон значит“.
Было время, когда театральная мелочь, с точки зрения сегодняшнего все „укрупняю
щего“ дня, нередко имела решающее значение, как наиболее характерный стилистический признак для тех мятежных и чреватых замы
слами годов. Поэтому многое из того, что сейчас забыто по скромности забытого, должно быть так или иначе восстановлено в памяти тех, кто хочет в полной мере критически отнестись
ко всему, что совершается в данный момент на широкой арене театра. И что же?
На какую бы старую или старомодную мелочь мы ни направили щупальцы нашей жадной памяти, мы неизменно будем убеждаться в том, что замысел, черновая наметка, первый эскиз агитационного театра были созданы творческой самодеятельностью рабочих и красноармейских масс.
Поэтому-то самодеятельный театр в его исторической перспективе есть театр агитационный.
Вот 1919 год. В верхнем этаже огромною здания в центре города приютилась „Красноармейская театрально - драматургическая ма
стерская“. О ней большинство не знает, многие
забыли.
А между тем именно там впервые оформилась инсценировка, как особый вид театрального зрелища, именно там в порыве коллек
тивною искреннейшего подъема было создано „Падение самодержавия“ — эта трагическая игра, в которой актеры-красноармейцы, многие из старых рабочих, лишь повторяли самих себя и те события, активными участниками которых они являлись в действительности.
Каким поэтому своеобразным могучим пафосом было овеяно это единственное неповто
римое представление, в котором жизнь не копировалась, не подменялась иллюзией, жизнь каким-то чудесным образом переживалась во второй раз.
Там было впервые найдено многое из того на чем рос в последующие годы клубный
самодеятельный театр. Там многому научились те видные работники театра, которые были приглашены туда в качестве учителей.
Мы неправильно думаем, что сущность агитационного театра сполна исчерпывается содержанием его работ. Далеко не древняя
его история указывает на то, что дело, в конце концов, совсем не в пресловутой „агитке“, а, главным образом, в том, что агитационный
театр является лозунгом борьбы за новое место, за новое значение театра в социальной жизни. Непосредственно воздействовать на разнооб
разные явления жизни в их конкретности, а не только отражать или размышлять—таково в общих чертах содержание этой борьбы.
Стремление активно участвовать в событиях и преднамеренно влиять на их ход — таков основной и первоначальный замысел агитационного театра, как он дан нам в опыте творческой самодеятельности рабочих масс.
Ведь только этим, только этой молодой горячей верой в нужность и целесообразность такого непосредственною, явного и умышленного воздействия на жизнь объясняется исключительная до поспешности от
зывчивость агитационного театра к текущим событиям. Только этим можно оправдать былую своеобразную „сейсмографичность“ рабочих самодеятельных кружков, которые „очеред
ной“ инсценировкой отмечали все маломальски крупные подземные толчки и удары раскаленной до-красна земли. Только этой
здоровой жаждой участвовать в живом опыте строительства новой жизни можно объяснить доброволные мобилизации театра на всякого рода ударные кампании.
Только сквозь такой „кристалл“ становится до конца ясным неудержимое стремление многоликою агитационного театра, театра рабочих масс, стать на защиту этого строи
тельства, если ему угрожает хоть малейшая опасность. Вот почему не должно казаться наивным, когда сквозь романтическую дымку 1921 года мы видим, как представители молодых рабочих театральных коллективов в тревожные дни Кронштадтских событий по собственному почину идут в соответствующие организации и предлагают себя и свое искус
ство для защиты завоеваний Октябрьской Революции.