живопись современной японии


бумага, широкие, пушистые, обильно впитывающие кисти, самая лучшая тушь и покорно ложащиеся тонкие краски — все то же и вместе с тем все ни к чему. Дух смерти витал над этими картинами и над головами трех тысяч ежедневных посетителей этого ужасного кладбища; при этом никто из них, переходивших из зала в зал, не чувствовал и не сознавал того, что совершилось на их глазах. Странное ослепление, но может быть благотвор
ное, потому что, даже со стороны, — тяжело смотреть на столь ужасный конец великой славы.
Японское искусство числит в своем прошлом целый ряд эпох, в которые старые формы, обновляясь, достигали новой силы, но в каждую из эр расцвета японская живопись была цельна; только в несчастный для искус
ства Японии период Меджи и Тайси, т.-е. со времени буржуазного переворота, японская живопись стала под
ражать всем школам прошлого сразу, опустившись до страшного академического эклектизма. А затем европейские влияния, буйно ворвавшиеся в художественное творчество японских мастеров, сбили древнюю живопис
ную культуру Японии, надломив небывало крепкую традицию. Примирить западные влияния со всеми особенностями национальной манеры японцам не удалось, не
смотря на их великую выдержку и великую способность ко всякого рода компромиссам. И теперь, раздираемая
Академизм
Национальная традиция
Художественная жизнь современной Японии чрезвы
чайно разнообразна. Вековые традиции, национальные и китайские, в диком своеобразии переплелись с западно-евро
пейскими влияниями, самыми последними, самыми риско
ванными. Начиная от безжизненных подражаний великим мастерам школы Тоса, Кано, Окло, кончая не менее мерт
выми конструктивистическими построениями — все можно увидеть в Токио, переполненном художниками — чрезмерно богатыми, если им покровительствует традиция и Академия, голодающими, если желание быть близкими искусству у них достаточно сильно.
Одна выставка сменяет другую, выставочные помещения расписаны на год вперед, как в Париже. Мне не раз приходилось видеть моль
берты, расставленные на тротуаре; встречать в кафэ молодых людей в платье, выма
занном масляными красками; рикси с клеймами на спине рядом с банкирами теснятся перед выставленными картинами; Академия, устроившая выставку японской официальной живописи за последние 50 лет, пропускала по своим залам более трех тысяч человек в день. И кажется, что художественная жизнь Японии полна сил и движения. Между тем над всем этим стоит зловещая звезда падения и распада великой художественной культуры... По правде сказать, японской живописи больше нет...
В Академии Художеств, большом европейском с „дорическим“ фасадом здании, помещающемся в Уенопарке, были устроены как раз в период нашего пребывания в Токио одна за другой две выставки: Укийо-э, последней великой школы прошлого (токучавская эра XVII XIX вв.) и периода Меджи и Тайси (начиная с 70-х годов прошлого века до нашего десятилетия). Нет зрелища более страшного, чем этот переход от великой культуры к великому безвременью. Все погублено, все потеряно и умерщвлено! Если говорить до конца, то страшнее всего то, что видимость былого величия как бы сохранена. Те же формы картин: в виде свитков, или ширмы; та же скупая и вместе богатая техника; даже, может быть, вкус тот же, сдержанный и тонкий, и тот же матерьял: шелк, слегка загрунтованный, или рисовая


КОМУ ЭТО НАДО?


Художник Верхотуров в свое время написал ряд картин — „1905 год“, „Прикованный к тачке“, „Накануне казни“, — имевших известное социальное значение. Некоторые из этих картин царское правительство запретило не только возить по России, как это хотел сделать худо
жник, но и вообще выставлять их где бы то ни было. Объяснялось это в первую очередь сюжетами картин. С точки зрения живописного мастерства работы эти, как и вообще все сделанное этим художником, провинциально убоги. Их даже нельзя назвать подражанием передвижникам, в манере которых пытается писать Верхотуров: настолько все это художественно безграмотно. Однако, благодаря объективным условиям картины эти имели революционизирующее значение.
В наших условиях этого недостаточно. Опыт АХРР‘а доказал это с достаточной полнотой. Дело, оказывается, не только в „сюжете“, а в том, как этот сюжет трактован. И если уж большие дореволюционные мастера оказались бессильными выполнить свои клятвы в верности „героическому стилю“, то чего же требовать от такого диллетанта в живописи, как Верхотуров?
Однако, сам Верхотуров понимал все это несколько иначе. Им написан и при помощи МОПРА выставлен в Москве, в клубе им. Рыкова, ряд изумительных „произведений“. Нет нужды делать подробный обзор всему показанному на этой „персональной“ выставке. Доста
точно отметить вопиюще-бесвкусное изображение стоящего на трибуне Красной Площади Ленина, которому „яко Христу“ протягивает ребенка женщина в деревен
ском платке, да пару „художественных аллегорий . Одна из них, именуемая лирически „В саду воспоминаний“, посвящена В. Н. Фигнер. По причине нехватки слов для описания этого художественного ужаса и в целях пол
ного показа читателю слюнявого народнически-идеалистического по своему мироощущению лица художника цитирую по каталогу:
„На арене золотых лучей заката (Вере Фигнер — 74 года) она уходит от волнующегося моря (жизни), она углубляется в строго разбитый сад, красивый сад (вся жизнь ее была красива),.. она несет разорванные цепи (она их рвала), ее сопровождает крылатый гений, держа над ней красное знамя... он смотрит в траву, где пря
чется змея предательства... с другой стороны гений славы держит... лавровый венок... К ней, грозе царей, ласкается беззащитная молодая козочка“..