О рабкорах. Фольклоре.

ХУДОЖЕСТВЕННОЙ ЛИТЕРАТУРЕ и ПРОЧ.
I.
Много писалось об идеологической стороне рабкоровской деятельности, о тонах рабкоровских заметок, иначе говоря, обо всем том, что является общим рабкору и другим работникам общества, т. е. что не составляет профессиональной сущности рабкорства.
Рабкоровское движение — это пока, дальше пойдет специализация (массовое движение за журналистику, — это профессионально-литературное движение, и так следует ого рассматривать), поскольку мы имеем в виду рабкоров безотносительно к конкретной идеологической области их творчества.
Итак, рабкоры — это та человеческая гуща, которая, с одной стороны, создает культуру целевого письма во всем рабочем классе, а с другой, выделит из себя специалистов утилитарной литературы (газетное и журналь
ное дело, публицистика, фельетон, мемуары, впечатления и т. д.).
В обоих случаях проблема руководства рабкоровским движением есть проблема чисто лингвистического и стилистического руководства, а затем, если угодно, проблема литературно - художественной политики.
Неоднократно встречаешься с умилением но поводу так называемой „непосредственности рабкоров и их заметок в газетах. Пристальный анализ покажет, что это умиленно сполна относится к элементарной негра
мотности в языке, во-первых, к фольклорным, т. е. архаико-крестьянским пережиткам в рабочем языке, вовторых, наконец, к вычурно-интеллигентскому писанию „простых рабочих, в третьих.
Подобное умиление свидетельствует, до какой степени буржуазио-сверху смотрят у нас на рабочего. Терми
нологические и синтаксические нелепицы смакуются нашими просвещенными деятелями с гурманством туристов, созерцающих готентотов.
Еще больший восторг вызывают так называемые „народные выражения, т. о. фольклор. Рабочий приравнивается к дикарю, которому так и должно быть дикарем и который в своей дикарской прелести так беспо
добен для барского сознания. И русской, да и не только русской литературе, во всем нашем буржуазном искус
ство до сих пор процветает подлое, паршивое, сверху вниз любование „народом с его бескультурьем, кустар
ным стилем, фразеологией, переполненной „чевой-то , „кавой-то , „нукося , „ентот“ а т. н. Даже, некоторые пролетарские писатели, оторвавшись, видимо, от класса и восприняв вкусы господствующих классов, засюсюкали по фольклорному. Они не понимают, что эстетическую ценность фольклор представляет лишь для тех, кто воспринимает его как нечто „оригинальное на фоно своего высоко-квалифицированного языка.
В свое время помещики звали на свои балы дворовых сплясать „русскую , спеть „плясовую и сыграть на „тальянке .
Пролетарской культуре надлежит избрать другой путь: фольклор — это лингвистические и ремесленные остатки патриархального быта; его надо изучать: быть может, кое-что (конкретность метафор, интонационная энергия) в нем можно будет ассимилировать так называемому литературному языку. Но в целом фольклор —
это телега, которую следует сменить автомобилем, а фольклор у пролетариев свидетельствует только о культурной отсталости современного рабочего класса. Его надо ликвидировать всеми средствами и прежде всего публицистической, массово-рабкоровской полити
кой. Надо прекратить такие безобразия, как выделение в газетных корреспонденциях всяческих „простецких выражении, сообщений, сплошь играющих на фольклорном разговоре и даже подделывающих под него ради
стиля) описательную часть корреспонденции или фельетона (см. Зорич, Пильняк и др.).
Рабочий класс переходит сейчас к созданию своей культуры. Очевидно, она будет еще выше, еще квалифицированней, чем предыдущие. Курс на технически городской язык, на лингвистическую инженерию, на макси
мальную требовательность к языку — вот курс, который держат рабкоры. Плохо, если им льстят по части
фольклорской „непосредственности : необходимо строить школы, выделять лучших, от рабкора переходить к рабжуру. Массовое рабкорство хорошо тем, что оно в ши
роком масштабе прививает пролетариату литературную культуру, помогает пролетариату овладеть ее высшими формами и позволяет производить отбор профессионалов.
Но для этого нужны университеты соответствующей культуры, педагоги, общая линия, профессиональная организация (хотя бы через посредство печати и литвузов).
Итак — против фольклора за литературный американизм, против отношения к рабкору, как к низшей породе, за доведение его до высших технических и фор
мальных ступеней квалификации, против покорного списывания с образцов за языковое и стилистическое творчество на основе последних достижений.
II.
Что касается до третьего пункта, т. с. до рабского списывания с чужих образцов, то это относится к раб
корам, перенимающим, с одной стороны, дурного пошиба писарский ухарский стиль многих „культурных корре
спондентов (в особенности в провинции и в особенности
рецензентов). Такие рабкоры изо всех сил хотят быть „как взрослые и пишут полнейшую дребедень. Эта дребедень поддерживается всей — насколько я знаю — печатью, полу-бессознательно знаменитым курсом на художественную литературу.
Глубокой, в частности, ошибкой Ванна явится то, что для вапповцев высший чин для рабкоров — или поэт, или так называемый писатель (художественная проза, рассказы, романы). В то время, как рабкоры и рабжуры представляют собой особую форму литературы, а именно утилитарной, и поэтому высший чин для них есть просто наибольшая квалификация в их собственной специаль
ности внутри данной специальности (корреспондент,
фельетон, мемуары, лито-описатель, педагог и пр.), — их всеми мерами хотят перетащить в „высокое и „вдохновенное самодовлеющее стряпанье стихов и романов, т. о. в так называемое чистое искусство.
Неудивительно, что при этаких перспективах и при благосклонном потакании всяческих „известностей у рабкоров кружится голова, и они во всю мочь стараются пролезть в „художники , корреспонденции под
делывают под „художественную прозу , сплошь и рядом примышляют к фактам выдуманные или эстетически переиначенные разговоры (кстати, повальное явление в прессе, вообще объяснимое так называемым „художественным враньем ), тянутся за абстракцией интеллигентского языка, корчат из себя „стилистов“ и устраивают целый бум, когда среди рабкоров появляются