Дискуссия об АХРР‘е


Месяца три назад мне пришлось беседовать об АХРР е с одним старым товарищем, покинувшим Питер еще в 1915 г. и прослужившим в качестве статистика безвыездно к глухой провинции до настоящего времени.
Человек живой и жадно, как провинциал, всем интересующийся, он сразу же забросал меня вопросами.
— Ну, вот, ты, — в курсе художественных дел, скажи, пожалуйста, что это такое за АХРР? Я ви
дел их выставку, будучи в Москве. Два дня с утра до вечера провел на ней, да так и не понял, что же это за организация.
— Чего же ты не понял?
— Да как же,- революционные художники, картины революционного содержания, но отчего же они так похожи на то, что мы видели бывало лет десять, двадцать назад и при том на выставках блаженной памяти «Передвижной», О-ва петербург
ских художников, «Весенней» и академических, т. е. самых отсталых, эпигонских выставках? Мы тогда, помнишь, возмущались их топтанием на месте, художественной некультурностью, технической беспо
мощностью, нас тошнило, что все это делалось на вкус и в угоду определенному покупателю, вешав
шему все эти видики и бытовые сценки в своих гостиных, мы с презрением отворачивались от иллю
стрированного приложения к «Новому Времени», «Лукоморья», «Нивы» и т. п. изданий, где воспроизводились и эти картинки, и рисунки тогдаш
них модных рисовальщиков. Почему же то, что я увидел теперь на выставке АХРР, так похоже на все это?
Почему революционные рабочие, комсомолки, красноармейцы, герои труда и гражданской войны, виднейшие коммунисты, Народные Комиссары, нако
нец, — изображены совершенно так же, как когда-то изображались персонажи буржуазно - помещичьей России, и если бы не было подписей да некоторых чисто внешних аксессуаров, то никак и не узнать бы, что это участники и деятели величайшей из когда-либо бывших революций.
Говорят об отображении революции... Но где же самое главное — дух ее, могучий размах, железная воля, кипучая энергия, решительность, твердость, непреклонность, стремление к организации? Есть ли хоть капля чего-либо подобного в этих вялых ли
ниях и контурах, дряблых студнеобразных формах, тусклых бессильных красках, самом построении картин, таком пластически невыразительном и скучном?
Когда-то в народных домах попечительства трезвости давали спектакли «для народа и нижних чинов». Там квасной патриотизм сочетался со скуч
нейшим построением и таким же исполнением пьес. Неужели же это пример для революционных художников?
Кстати — театр. Я перевидал теперь в Москве все главнейшие постановки и у Мейерхольда, и в Театре Революции, и в МГСПС. Разве там дело только в содержании пьес, разве не найдено для них но
вых театральных форм, таких динамичных, полных самого дыхания революции? Больше того: «Лес» — уж на что насквозь известная, избитая вещь, а смотри, даже старое содержание стало выглядеть
совсем иным, новым, благодаря новой удачно найденной форме. Тут же, у АХРР‘а, как раз наоборот. Вот те и революция!..
А литература — разве похожа она теперь, от попутчиков до пролет-писателей и поэтов, на повести и стихи, печатавшиеся когда-то в той же «Нивеи других изданиях для средне-мещанского читателя старой России? Сколько новых слов, созданных революцией, какие приемы изложения, сколько напора в каждой фразе, какая кованность стиха, какие ритмы, звукосочетания...
Да чего там: взять просто воззвания и приказы разных ревкомов и комиссаров эпохи гражданской войны или резолюции партийных или советских съездов, разве по форме напоминают они скольконибудь «высочайшие рескрипты», указы правитель
ствующего сената или постановления дворянских собраний?! Насколько иным оказывается язык, самый строй речи, словесная окраска нового содержания нашей общественно-политической жизни!
Почему же, когда рисуют или пишут портрет какого-нибудь деятеля революции, или рассказы
вают о революционных событиях, то пользуются старым истрепанным языком буржуазно-помещичьего строя и быта? Разве у живописи нет других, более современных и подходящих средств и способов выражения?
— Каких же, например?
— Не мне знать об этом. Это — дело ваше, художников. Сколько всевозможных исканий было за последние десятилетия в мировом искусстве, какие в результате выявлены огромные рессурсы пласти
ческой выразительности! Неужели же ничего из этого не могло быть использовано революционными художниками?
— Но ведь и эти рессурсы создавались в буржуазном обществе?
— Создавались — еще не значит: принимались им. Марксизм тоже выростал в недрах буржуазного общества. А вот то, что культивирует АХРР в смы
сле формы, целиком поглощалось международным мещанством, сливаясь с ним, это — его стихия.
— АХРР‘овцы утверждают, что эти формы но крайней мере понятны массам, а всякие новше
ства чужды им, к тому же это — явления наносные с Запада.
— Да, буржуазия всегда питала народные массы отбросами от своего стола и все, что вешала в своих гостиных, посылала в виде отвратительных репродукций и олеографий в низы, на рабочие ок
раины и в деревню. Но это не значит, что у этих низов не было и нет потребности в лучшей пище. Новую-то литературу и театр принимают же они! А деревня, так та прямо и не принимала этих буржуазных объедков и жила своим творчеством да лу
бочными картинками, которые продолжали хранить, хотя уже в сильно изуродованном виде, те же традиции народного творчества, столь далекие от эпи
гонско-передвижнического натурализма. Как стати
стик, я объехал не мало деревень, побывал не в одной тысяче крестьянских изб и могу настаивать, что АХРР овского искусствопонимания и делания там кет и следа.