Почему сегодня не живет „Рогоносец

(К возобновлению «Великодушного рогоносца» в ТИМ е)
Друзья новой театральности взволнованно ждали той психо-реакции у зрителей, которая своим результатом должна была разрешить роль «Рогоносца» в современности.
Было бесконечно важно выяснить, как прозвучит эта, в свое время бешено дерзновенная, постановка, эта, если так можно выразиться, колы
бель «Театрального Октября». Представители про
летарских зрителей, работников «левых» театров, уже созревшей классово - молодой интеллигенции должны были стать тем судом, от решения кото
рого пролетарски театральная общественность ждала значительного прояснения на театральном фронте.
Самый факт постановки «Рогоносца» в сезоне 22—23 года послужил одним из тех важнейших толчков, от которого идея Театрального Октября широко перебросилась на периферию, закрепив за собой окончательное и фактическое право на образование целой плеяды теа-работников октябрь ской формации.
Спектакль, несмотря на фривольность своей темы, в приданной ему редакции диалектически был совершенно прав. Социально полемическое действие «Рогоносца» как тематически, так и формально было удивительно.
Тематика, взрывавшая на корню устои буржуазно-мещанского быта с «вечной» моралью до
машнего очага, заостренно-обнаженный конструк
тивизм, разоблачавший традиционную театральную магию, вместе делали одно огромное дело. Они будили и создавали целое театральное поколение.
В самом деле, где еще, как не в «Рогоносце22 — 23 года, впервые зазвучали твердые принципы примата жизни над инициативой худож
ника, встал во весь рост вопрос о переоценке традиций под знаком: наше, для учебы, музей и хлам; наконец, снова со всей силой выплыли за
бытые принципы блестящих театральных этох времени расцвета так называвшихся «низших
искусств, выдвинув этим серьезнейшую проблему о театре материальной культуры и его актере синтетической формации.
***
Но протекли годы. Великие социальные события от натиска уже окончательно перешли в состояние мирного строительства. Этого было достаточно для того, чтобы психика позднейшего зри
теля изменила свои ранние требования к театру, то-есть чтобы она углубилась и качественно значительно повысилась.
Позднее — и это очень важно — превращение театра в полемическое орудие, в полемическую картечь и агитку становилось все больше анахронизмом.
Классовая требовательность зрителя росла, и театр поэтому роль агитатора спешно менял на роль пропагандиста. А в таком случае многое важное в первоначальном периоде тем самым отпадало, и зритель настойчиво искал замены в углу
бленной рассудочности. Кстати, в этом первый симптом роста и развития идеологии каждого вступающего в свои права класса.
Как же воспринимается возобновленный «Рогоносец» сегодня?
Многие ждали от него если не прежней силы значения, то, по крайней мере, огненного напо
минания, проверочного сигнала (в хорошем смысле этого слова), приобщения тех, кто его еще не видел.
Увы, ожидания не сбылись. Мейерхольд вынес спектакль на кассовую публику. Этим зара
нее было уничтожено значение постановки как методически реконструктивного почина. «Рогоносец» оказался возведенным на позицию актуаль
ной театральности. И вот здесь-то обнаружилось то, что с совершенной очевидностью доказало устарелость спектакля, как текущей постановки, и преждевременность для восприятия ее большин
ством, как классического образца. Спектакль мучительно разошелся с сегодняшней действительностью.
Состояние классово - эстетических рефлексов современной психики зрителя, выросших из преж
него примитива, но еще только приступающих к идеологической переварке целого ряда бытовых проблем, разумеется, сказало свое слово.
В момент упорного вправления жизни в крепкое русло нового классового бытия, в период куль
турно-бытового накопления, в дни ожесточенной борьбы с хулиганством и всякой распущенностью
ранее, в период натиска, остро звучавшая тема ныне оказалась даже... вредной. Зритель, выходящий из новейших условий и настроений, есте
ственно, ждал уже не только, заостренного наскока и разоблачения прошлого, но и соответствующего приоткрытия причин, а самое главное наведения на социально утилитарные — философских выводов.
Ответил ли на это «Рогоносец»? Он не ответил, ибо тематически и формально он лежал це
ликом в задачах и настроениях эпохи военного коммунизма.
Поэтому спектакль не звучал. Прежний темперамент и динамика исполнителей выглядели порой даже инертно. Вся же композиция воспринималась уже как примитив, как слишком азбучная для современника истина.
Если в тогдашние сезоны «Рогоносец» ослеплял своей исключительной формальной резкостью, забивавшей порой сюжет, то ныне мы вправе ска
зать: да, по отношению к тому времени это было действительно величайшим дерзанием. Но сейчас, когда перед нашими глазами целая плеяда
продолжателей «Рогоносца — театральная молодеж, являющаяся надеждой страны советов, — едва ли у кого поднимется рука выдать мандат на гениальность сегодняшнему «Рогоносцу» от имени сегодняшнего дня. Мы склонны утверждать, что сейчас во многом можно признать оформление даже недостаточно использованным.
Следовательно, если «Рогоносец» был арифметикой конструктивного театра, то сегодняшний день, канонизовавший «азы», требует уже алгебры. Переход нашей жизни от боя к собиранию, скреплению и утверждению — тому порука.
В. А. ПАВЛОВ