„ПЛОДЫ ПРОСВЕЩЕНИЯ“

Театр Юных Зрителей отметил толстовский юбилей постановкой сцен из пьесы «Плоды просвещения».
Такое скромное название вселяло мысль, что речь идет об очередном литературно-театральном вечере, каким ТЮЗ обычно отмечает все мало-мальски значительные юбилейные даты. На самом же деле получилось нечто гораздо большее, чем исполнение отрывков из толстовской пьесы: «Плоды просвещения
в ТЮЗ’е — вполне цельный, законченный спектакль, в котором материал толстовской пьесы подвергся впрочем значительному, но—надо думать — вполне сознательному сокращению.
В постановке ТЮЗ’а «Плоды просвещения» идут без знаменитого по своему бытописательному, жанровому и в то же время обличительному материалу вто
рого акта (на кухне). Эта на редкость красочная, но в то же время чисто эпическая, статическая картина
быта дворни, низов барского дома, при всех своих художественно-описательных достоинствах, мало увя
зана драматургически с остальными тремя актами. Она
ничего не приносит для развития интриги, ничем не двигает вперед основное действие комедии. Драма
тургически ВВОД ВТОРОГО акта является ошибкой и
современному зрителю (а В особенности — юному зрителю), привыкшему к динамическому построению пьесы с непрестанно развивающимся действием, вто
рой акт должен показаться скучноватым. Отпадение его превращает пьесу в легкую комедию с примесью обличительной насмешки над «высшим обществом
Это несколько искажает замысел Толстого, но в то же время делает пьесу более живой и более доходчивой для юного зрителя.
Отпадение ВТОРОГО акта СО всей его гневно-обличительной публицистикой вынуждало режиссера чемлибо возместить отброшенный материал, чтобы не лишить пьесу ее социального значения. Постановщик Б. Зон счастливо вышел из этого положения, пере
планировав большинство ролей. Он ПОРВал прежде всего С ПРОЧНО укоренившейся традицией шутливой, почти водевильной трактовки ролей Трех МУЖИКОВ,
внеся в эти роли серьезность и драматизм. Второй мужик, в превосходном исполнении Полицеймако,
с его мрачным взглядом, стиснутыми зубами, со всей его повадкой ненавидящего бар. умного и деловитого
крестьянина — это ведь совсем НОВЫЙ и свежий образ, это поллинно современная интерпретация ста
рого образа молодым советским актером. А третий мужик, эта столь комическая фигура седовласого ду
рачка, возбуждающего гомерический хохот своим затверженным «Отец, пожалей...», — в глубоко искрен
нем, человеческом и трогательном исполнении Чагина ожила и засверкала новыми красками.
Такая же перепланировка постигла и персонажей верхнего плана. Режиссер совершенно правильно и в то же время с большим тактом, не впадая в кари
катуру, подчеркнул черты кретинизма и вырождения в ролях «господ». Театральная традиция узаконила за этими ролями тон легкой насмешки. Господа—чуда
коваты, забавны, капризны, взбалмошны, но внешне все же довольно привлекательны.—гласит традиция! Эта привлекательность, этот лоск и блеск окончатель
но отброшены в ТЮЗ’е. Вово (Хряков) превратился в явного вырожденца-лоботряса, не только глупого и пошловатого, но прямо-таки ужасающего своим душевным убожеством и самодовольством. И такие же кретины—Петришев (Дилин), профессор (Шифман), Толбухина (Черкасова) и др. Несколько меньше этой
обличительной установки—в ролях четы Звезлинцевых (Черкасов и Мунт). Обаяние барственности, хотя и сочетающейся со слабоумием (у него) и самодурством и взбалмошностью (у нее) все же дает себя чувствовать в хорошем, но несколько мало ушедшем от традиции исполнении. Что касается до Бетси (Солянинова), то эта фигура, как поставленная Толстым между обоими лагерями, не получает обличительного акцента, но в то же время лишается внешнего оча
рования, какое ей придавали комедийные «инженю», в велении которых она доселе находилась.
В центре спектакля режиссером поставлены роли Тани и Семена, которые переработаны и выдвинуты Б. Зоном, примерно так же, как Аксюша и Петр в Мейерхольдовском «Лесе». (Даже заключительный уход их с песней и балалайкой, несомненно восходит
к знаменитому уходу с гармошкой в «Лесе»). Здесь мы имеем самые яркие актерские фигуры данного спектакля. Таня в превосходном исполнении Волко
вой, КОТОрую мы видели до сих пор только в ролях мальчишек, это — полнокровный сценический образ, это—настоящая, стопроцентная по типажу, по мане
рам, по тону крестьянская девушка, а не щебечущая полусубретка какую можешь видеть на академической сцене. Семен в руках Чиркова из эпозодического, бледновато-очерченого автором персонажа превратился в редкостно-привлекательный образ крестъянского парня, подкупающего зрителя своим подлин

Учебный план Консерватории и ее Студия

Совершенно очевидно, что учебный план Консерватории должен быть теснейшим образом увязан с жизнью, с ее требованиями. Для этого необходимо, чтобы профессора Консерватории перестали отгора
живаться китайской стеной равнодушия к тому, что ждет оканчивающих Консерваторию. Ведь как до сих пор рассуждают руководители Консерватории? «Мы
призваны развить у учащихся художественный вкус, дать им определенные знания и известные артистические навыки—вот наша задача!»
Конечно, это—огромная миссия, но дело в том, что вся та культура и знания, которые получает студент в Консерватории, не имеют целевого устремле
ния, в них царит принцип пресловутого общего образования, в них нет практического применения к жизни. Между тем, Консерватория должна не только изменить свой учебный план так, чтобы из нее выходи
ли приспособленные и умеющие взяться за дело
руководители клубных хоров, кружков сольного пения, оркестров, преподаватели музтехникумов, школ и т. д., но она должна в известной мере заняться распределением той музыкально-культурной силы,
которую она выпускает на потребительский рынок. Для этого необходимо было бы забронировать в Центропосредрабисе и Рабпросе определенное количество мест, что позволит ввести плановость в работу Кон
серватории. Таким образом, студент будет уже заранее знать место своей будущей службы, ездить туда на практику, сживаться со средой своей будущей работы.
Смешно сказать, но это—факт: окончившие Консерваторию сидят без работы, а между тем в провинциальных музтехникумах преподают бывшие ученики этих же музтехникумов! Ведь это же—явно не
нормальное положение вещей, вызывающее сомнение в выгоде высшего музыкального образования, по крайней мере для тех, кто хочет посвятить себя подагогической деятельности. Подобное явление — ре
зультат отсутствия согласованности и плановости в работе тех учреждений, которые должны бытъ заинтересованы в рациональном использовании работников искусства.
Все сказанное относится к будущим клубным и педагогическим деятелям. Что же касается исполни
тельского факультета, то тут представляется прекрасная возможность повести в широчайшем масштабе борьбу с халтурой, с рутиной, борьбу за новое ис
кусство, за новую советскую оперу. К сожалению, эта возможность до сих пор еще не использована. Вокальное и оркестровое отделения Консерватории имеют для своих студенческих спектаклей прекрасное помещение и полный театральный аппарат Оперной
Студии. Эта Студия, неуклонно развиваясь, обслуживая тысячи, преимущественно, рабочего зрителя, имея ин
тересных руководителей-постановщиков, очень хорошие вокальные силы, завоевывает внимание ленинградской печати и единодушные похвальные отзывы за грани
цей (гастроли в Зальцбурге в Австрии). Все говорит
за то, что Студия переросла рамки учебно-показательной студии, что творчество ее руководителей и сту