исключительно в руках дельцов очень часто ничего общего с театром не имеющих, есть такое же часто не
чистоплотное дело, как шантан, разные „Яры“ и пр. Здесь не касса диктует, а уж просто разжигающе ого
ленные тела женщин, патриотические марши и „балет
ные“ номера, щекочущие самодовольно-тупого бюргерамещанина, разные шимми и фокстроты, вызывающие эмоции, которым нормальные люди отдаются в более интимной обстановке и мн. др.
Статистика, к сожалению, никогда не интересовалась вопросом, какая часть всех театров уделена серьезному и какая—легкому жанру. Не заинтересовались также и
другим вопросом: сколько исключительно идейных и бескомпромиссных театров насчитывается во всей Гер
мании. В Берлине, например, на три оперных и восемь серьезных драматических театров приходится свыше тридцати опереточных, театров обозрений и пр., построенных на ненормальной экономической основе капиталистического или мелко-буржуазного склада.
Что германский театр нуждается в оздоровлении своей ненормальной экономической основы, что власть антрепренера-дельца должна перейти в руки трудящихся
масс, как мы то видим в Volksbühne, что ансамбль частных театров должен возродиться за счет непомерно высоко-оплачиваемых „первых“ величин, часто даже дутых, — в этом убедились, а к концу этого сезона, который несомненно принесет ряд новых банкротств, убедятся еще более. Но откуда придет оздоровление эко
номических основ германского театра и как оно должно быть осуществлено—об этом почему-то мало думают.

Берлин. Р. ФАБЕР.

„П Е Р И К О Л A“

„Перикола“ относится к числу немногих старинных оперетт, в которых богатство музыкального содержания равноценно осмысленности и сценичности сюжета. В оффенбаховском произведении наличествуют и элементы социальной сатиры, делающие его вполне приемлемым на современной сцене.
Однако в студии МХАТ‘а эта благодарная для художественного углубления почва взрыхлена несколько поверхностно.
Отдельные сцены и персонажи оперетты могли бы быть заострены больше, и тогда спектакль выиграл бы в своей социальной значимости. Но все же обновлен
ное либретто значительно омолодило „Периколу“ и, конечно, такие постановки, вообще говоря, желательны в нашем опереточном репертуаре.
Артисты МХАТ‘а приложили со своей стороны максимум стараний к оживлению спектакля.
Лосский, Рахманов и Баратов дали ярко очерченные фигуры самодуров-управителей, составив отличный ансамбль, а в злободневных отсебятинах Баратова было достаточно меткости и остроумия. Хорош всесторонне Б. В. Белостоцкий (Пикильо). Полозова (Перикола) недурно справилась со своей вокальной партией, но в сценическом отношении ей многого еще нехватает.
Безупречной оказалась музыкальная сторона исполнения „Периколы“ со стороны оркестрового сопрово
ждения (дирижер В. Бакалейников) и выдержанной звучности отлично дисциплинированного хора, владеющего также приемами хоровой декламации.

В. м-ий.

я д

(Новая пьеса тов. Луначарского).

Можно сказать, что в истории всей драматической литературы трудно указать другого автора, который стоял бы одновременно на такой выгодной и невыгодной
позиции, как автор драмы «Яд». Громадная авторитетность творчества, вытекающая из положения и из громкой известности знатока литературы и искусства.
Новая пьеса тов. Луначарского—пьеса, рисующая современную советскую жизнь, темы нашей общественности, то, о чем мы так много говорим и дискуссируем.
Она появляется именно в разгар самых ожесточенных споров о возможности или невозможности советской бытовой драматургии...
И драма «Яд» доказывает, что эта цель—достижима, что возможна уже в настоящее время не только легкая юморескная советская комедия, но и серьезная бытовая вещь, рисующая одинаково сильно и положи
тельные, и отрицательные типы, дающая захватывающее жизненное драматическое положение.
* **
Что требуется от современной бытовой советской пьесы? Четкость идеологической пролетарской линии. Яркая, жизненная обрисовка характеров. Увязка дей
ствия с живым моментом общественности. Рельефная, доступная психика персонажей. Язык—строго выдер
жанный, без преднамеренного уклона в комикование, но гибкий и типичный для современности.
И еще что?
Ну, конечно, и прежде всего—талантливость и сценичность. Всем этим требованиям (хотя и не в равной степени) пьеса «Яд» удовлетворяет.
Главный персонаж пьесы—нарком Шурупов. Это — не ходячий манекен, начиненный пролетарскими лозунгами. Это—живой человек... Железный характер, выра
ботанный в грозе и буро гражданской войны, классовой борьбы. Но в то же время, как уже сказано,—живой человек... С чутким сердцем. С сознанием своих ошибок. Готовый все понять, простить.
Но—непоколебимо ведущий свою пролетарскую линию. Непобедимый—со знанием своего долга. Он—человек выше всех остальных персонажей.
Шурупов самоотверженно работает уже над мирной задачей восстановления хозяйства страны, укрепления пролетарской общественности.
Завязка пьесы—семейная катастрофа, конфликт Шурупова с сыном.. «Отцы и дети» советской России... Сын —Валерий—отравлен «ядом»... Что это за яд? Упадочность и извращенность молодой психики? Влияние НЭП‘а... Окружающей нездоровой среды...
Валерия окружают осколки прошлого—бесшабашные прожигатели жизни, отчасти—тайные белогвардейцы, шкурники, авантюристы... Им трезвая советская дей
ствительность, повседневная прозаическая работа— чужды и ненавистны.
Во временной накипи НЭП‘а они живут острыми ощущениями, дурманят себя алкоголем, беспредметным, пряным острословием. Их цель—забвение, наслаждение. Цинизм, голая, наглая порочность... Валерий влюблен в Риму, юную, слабовольную, отравленную этой