Первые московские премьеры

„Георгий Гапон“. — „Тень осла“. — „Жен

щина у трона“.

Этим пьесам суждено, очевидно, обойти весь СССР,— поскольку театры, на подмостках которых они появились („Корш“ и „Эрмитаж“), имеют несомненно все
союзное значение. Последнее обстоятельство диктует необходимость огосударствления их. В отношении „Эрмитажа“ это в известной мере осуществляется.
Еще в прошлом сезоне это был „театр МГСПС“. Но разразившаяся, благодаря хищениям администраций, финансовая катастрофа, вынудила МГСПС отказаться от предприятия, чреватого подобными сюрпризами. Остав
шийся без хозяина крепкий актерский коллектив, во главе с Любимовым-Ланским, взял дело на свой страх и риск, сохраняя полную идейную (а отчасти и орга
низационную) связь с МГСПС. Теперь это „Театр имени МГСПС“. Перед началом первого спектакля на сцене было проведено небольшое (оно могло бы быть, впрочем, гораздо короче) заседание театрально-художественного совета, составленного из работников театра и ответственных культработников МГСПС. Здесь было за
явлено, что театр держит курс не на случайного клиента кассы, а на организованного пролетарского слушателя. И что же? На другой день после премьеры расписаны оказались между профсоюзами спектакли на две недели вперед. 15 аншлагов—какой урок многим и
многим „теахоз‘ам“ (в том числе Губполитпросветам), все еще няньчащимся с зрителем-обывателем!
Другой, только что открывшийся театр —„Корш“— является чисто частным предприятием. Вместо прошло
годней дирекции М. Шлуглейта (администрирующего в настоящее время Красноярским театром) театр получил от МОНО новых арендаторов — гр. Аксарина и Солонина. Здесь господствует „добрая“ старая традиция...
Театр имени МГСПС открыл сезон пьесой Шаповаленко — „Георгий Гапон“. После чрезвычайно удачной пьесы-хроники „1881 год“, обнаружившей в начинающем авторе несомненную драматургическую жилку, Шаповаленко стал не писать, а „печь“ пьесы. „Смерть Петра I-го“—совсем низкопробная халтура. А „Георгий Гапон“—разве чуточку получше...
Политическая неграмотность — удел всех современных драматургов, пишущих на историко-политические
темы; автор „Георгия Гапона“—не исключение среди них. Как-то вышло так, что его пьеса выглядит по
пыткой пересмотреть вопрос о знаменитом провокаторе и посильно... реабилитировать его.
Гапон в пьесе Шаповаленко—искренний идеалист, революционер того чисто-интеллигентского типа, ярчай
шим представителем которого явился в том же 1905 г. „социалист вне партии“ лейтенант Шмидт. Гапон здесь с самого начала показан, как жертва опутавших его правительства и полиции. Его связь с зубатовщиной и охранкой—лишь „ширма“, по его словам (и им не приходится не верить,—до того эта линия выдержана ав
тором до конца). Когда его убивают, он кричит, что „брал от полиции деньги, но для пользы рабочих“,—и этому тоже верится... Гапон Шаповаленко думал „перехитрить“ полицию, использовать ее в интересах рабочего дела—это же совсем не так плохо! Он глуп, не
устойчив и слабоволен; он внушает жалость и отчасти презрение,—но никак не отвращение! Но Шаповаленко
этот революционер-идеалист виновен тем, что „запачкался“ о полицейские деньги, хотя бы и взятые с высокими целями; по-нашему он виноват тем, что рабо
чее движение сознательно отводил в царско-полицейское русло. Согласитесь, это—существенная разница...
Стержня в пьесе нет; это—голая хроника, которая, если смотрится, то, главным образом, от того, что уж очень волнующие сами события—такие знакомые... Со
всем куцый, недоделан период по возвращении Гапона из-за границы: послеоктябрьская политическая обстановка просто „незамечена“ автором и его пьесой.
И еще смотрится пьеса от того, что прекрасно, поставлена и великолепно разыграна. Давно не приходилось видеть такого отличного актерского ансамбля. Ак
теры соперничали в лепке целой галлереи исторических
фигур. Гапона (Давидовский), Рачковского (Кромов), Победоносцева (Розен-Санин)—зритель такими именно и запомнит навсегда. Даже в отделке „неисторических“ фигур—удивительная тщательность: этот играющий ключем рабочий тоже никогда не забудется!..
Театр б. Корш рискнул переделать комедию Фульда—„Тень осла“... Фульдовское произведение— очень не плохая вещь, сделанная с большим толком и
смыслом, к сожалению... чуть не контр-революционным. Это—великолепный образчик буржуазной агитации,—вот у кого нам надо учиться.
В по-аристофановски написанном фарсе из жизни древне-греческой Абдеры („абдериты“—исконный синоним „идиотов“) зло осмеиваются политические партии—и правые и левые—для вящей славы аполитического
индивидуализма. В. Ардов и Л. Никулин попробовали навести на пьесу красный лоск. Вместо неопределенной „левой“ партии они подставили „социал-соглашателей“. Получилась сатира на современное демократическое го
сударство, где в парламентской „борьбе“ сталкиваются фашисты и социал-предатели, ведущие за собой (увы, все еще большинство) рабочих; фашисты устанавливают диктатуру генерала (в роде Гинденбурга)...
К сожалению, ни постановка, ни игра актеров не уловили политической тенденции пьесы,—и получился какой то „недоумевающий“, вялый спектакль. Полити
ческий шарж был подан „всерьез“. Тщательность и кое-что режиссерски интересное в последнем акте не спасают постановки и не прибавляют ни одного листика в режиссерские лавры Дикого.
Следующая Коршевская премьера — „Женщина у трона“ („Кронпринц“) Э. Вайды — уже полный оборот „лицом к кассе“...
После совершенно бешеного успеха со скандалом у трона („Заговор императрицы“) стали искать другого скандала у другого трона. И нашли—в истории Габс
бургского двора. Содержание нашумевшего в свое время
скандала и пьесы читатель найдет в другом месте (см. статью тов. Матейки). Но, думается, театр промахнулся. Во-первых, это августейшее грязное белье—как никак— „чужое“; а во-вторых, в этой допотопной, пошлой и скучнейшей мелодраме политический момент, придающий столько „остроты“ альковным тайнам, собственно говоря, отсутствует... Блюменталь-Тамарин в роли Ру
дольфа лишний раз повторил роль... Арманда из „Дамы в камелиях“, талантливая Попова не нашла основного тона, блуждая между своей проституткой из „Анны Кристи“ и— Полевицкой и любой роли. Хороши Рыбников (Франц-Иосиф II), Межинский (лакей) и Бершад
ская (кронпринцесса). Но еще лучше костюмы—военные мундиры и дамские туалеты половины 80-х гг. прошлого века. САДКО.