Что же может получить от сближения та и другая сторона? Художникам и писателям нашего Союза могут пойти на пользу те формальные до
стижения французов, о которых говорит Барбюс. Что касается до его соотечественников, то они
должны почерпнуть из нового русского искусства недостающее им идейное содержание.
Последнее соображение французского писателя вызывает ряд обоснованных сомнений. Идеи
революционного класса не могут подвергнуться механической пересадке в чужую со
циальную среду. Поэтому, если наши худож
ники кое-чему научатся у французов в области «красоты формы», то едва ли последние могут перенять «идейное содержание» нового искус
ства СССР. С приведенными выше оговорками против предложений Барбюса возражать не приходится.

Писатель-критик-читатель

Итоги дискуссии
На протяжении пяти-шести последних №№ «Жизни Искусства» продолжалась довольно горячая дискуссия вокруг интереснейшей и значительнейшей для наших дней темы: «писатель — читатель — критик».
К сожалению, многочисленные авторы дискуссионных статей, авторы, среди которых были и и писатели, и критики, и говорящие якобы от лица пролетарского читателя, не сказали почти ничего нового. В общем вопрос, как ни странно, свелся к двум очень избитым основным противопоставлениям: о необходимости известной тенден
ции в современном литературном творчестве и о полной свободе этого творчества от всякой тен
денции, т.-е. об искусстве самодовлеющем, об искусстве для искусства. Последний вывод сам собою напрашивается, если вскрыть затаенную
идеологическую значимость в статьях Оксенова и Лавренева, сыпавших полемические громы на стесняющую и сковывающую современную литературу марксистскую критику.
Стоило ли тратить столько чернил и бумаги, чтобы придти к таким итогам, которые по суще
ству вовсе и но являются никакими итогами, а представляют собою все то же старое, очень старое топтание на одном месте?
Вечные антагонисты — писатель и критик— опять очутились друг перед другом в той же враждебной, непримиримой позиции и никакого связующего мостика между ними долгая, разноязычная дискуссия не перекинула.
Третье заинтересованное лицо, за которым, собственно говоря, остается окончательное, решаю
щее слово — читатель, был представлен в этой дискуссии очень слабо. От его имени, правда, го
ворили некоторые дискуссанты, но... но не брали ли они на себя слишком много? Подход к оценке современной литературы, базирующийся на статистике библиотечных требований, — этот подход слиш
ком формален и потому неубедителен. Идя таким путем, например, в области современной сцениче
ской литературы, мы неминуемо придем к выводу, что значительнейшая и крупнейшая пьеса совре
менного репертуара — это «Заговор императрицы»... И незыблемым доказательством того будут кассовые аншлаги...
Но разве такой вывод не был бы смехотворен? Горе в том, что в нашей литературной среде (ставя это понятие широко, включая в него и художественное творчество и критику этого творче
ства), в этой среде, как доказывает упомянутая дискуссия, — идеологическая целеустремленность не
приобрела еще достаточной силы. За деревьями не видно леса... Мы еще путаемся, как сказано, в обветшалых, буржуазных спорах о тенденциозности искусства и о его самодовлеющем значении.
Мы еще не можем отрешиться от предвзятых точек зрения, от личных самолюбий, от возвеличения пресловутого писательского индивидуализма.
В принципиальных суждениях о литературном творчестве мы еще не в силах достичь высот со
временной революционной общественности. И этим недостатком, как ни странно, страдают преимущественно представители современного литератур
ного творчества. Отсюда — разброд, метание из стороны в сторону, буржуазная отрыжка самолюбования, отрицания всякого критического руководства, замыкание в кастовую, жреческую обособленность.
Один из крупнейших наших писателей-попутчиков, Алексей Толстой характеризовал очень определенно излишние, по его мнению, претензии современной критики... «Критика мешает непосредственности наблюдения»... «Критика вмешивается в интимнейшие законы творчества»... «Критика вмешивается в восприятие читателем искусства»...
А. Тостой разрешает критике только «быть энциклопедий» (справочником? — спросим мы) для писателя и читателя...
Указанный писатель откровеннее и смелее других: он высказал прямо то, что у других вертелось на языке, что прикрывали равными оговорками и увертками...
Выявляется очень опасный уклон: недовольство именно современной, именно марсистской критикой.
Можно ли хотя отчасти согласиться с такой постановкой вопроса? Можно ли поддержать этот внезапный писательский бунт против литератур
ной критики, стоящей на страже современной революционной общественности? Ни в коем случае!
Современный революционный писатель должен работать рука - об - руку с современной литературной марксистской критикой, всегда чутко прислушиваться к ее голосу и — прямо скажем! — следовать ее руководящим указаниям. Еще недоста
точно этот писатель утвердился на своей позиции, еще сильны и притягательны старые, буржуазные влияния, еще опасно попутническое, вкрадчивое обволакивание, еще не твердо стоят революцион
ные идеологические, марксистские вехи на его писательской дороге... ГАЙК АДОНЦ