лизовался окончательный полный тип буржуазной драмы, но в то же время не был организован соответственный тип сцены и театра для этой драмы. Камерный театр и интимная сцена — только пере
работанный тип смешанно-классового театра, который образовался из старого театра путем некоторых его реформ и который по пути общей индивидуали
зации добился такой степени самостоятельности, которая должна была привести к расколу драмы
и сцены. Это станет яснее, если мы рассмотрим существенные результаты буржуазного театра, т. е. если рассмотрим самую глубокую проблему буржу
азной драматургии. Вот каким образом поставили вопрос новые буржуазные драматурги. Драма — это действие. Но действие не обычное, а «праздничное
Праздничное действие, в котором перед нами — перед коллективом публики — появляется «современный человек». Таким образом, чтобы определить характер новой драмы, мы прежде всего должны определить, что такое современный человек.
На этот вопрос наши драматурги отвечают не прямо положительно, а начинают с анализа чело
века в античной драме. (Подчеркиваем: человека не античного общества, а античной драмы). И они находят, что современный человек совсем не таков, каким был герой драм Аристофана или Софокла. После этого остроумного наблюдения они объясняют и то, почему он иной, — именно потому, что в античном
человеке (т. е. в человеке античной драмы) не было характера. Характер — это явление новой европей
ской культуры. (Подчеркиваем: характер вообще, а не буржуазный характер, как следовало бы сказать, не свойства мещанина капиталистической эпохи).
Теперь уже само собой ясно, что такое «новая драма» и какой она должна быть. Если центр человеческой жизни — характер, то, разумеется,
и драма современного человека должна совершаться только в этом центре, только в человеческой «душе». Это — с одной стороны.
А с другой — отвечая на вопрос, что должно совершиться, чтобы зародилась драма (т. е. «празд
ничное действие»), наши драматурги отвечают сле
дующее: в виду того, что характер — твердая, постоянная форма человеческой «души» и твердый центр в постоянном хаосе, и в виду того, что жизнь— это «хаос», в котором стоит человек со своим цент
ром, находясь в постоянном к человеку враждебном движении, — ясно, что каждый характер таит в себе зерно трагедии. Нужно лишь выявить это зерно, и мы получим драму.
Но дело на этом еще не кончилось. Всплывает еще один вопрос: что такое «жизнь»? Что такое тот «хаос», против которого человек создал свой «центр». Конечно, жизнь — хаос находится тоже в человеческой «душе», в человеческом сознании и опыте. Таким образом, когда характер выделяется из общей формы человеческого «духа», этот самый процесс уже является драматическим действием, в котором человеческая душа, воплощая одновременно и центр и хаос, борется против самой себя.
В каждой подлинно-новой драме, — говорит один из теоретиков новой буржуазной драматургии Б. Балаж, — совершается вот что: извлечение и вырисовы
вание внутреннего характера, чистого духа посредством сопротивления, противоположности, конфликта. Ибо мы узнаем, что кто-то в глубине души есть дей
ствительно кто-то только путем того, что мы узнаем, кто или что является его врагом внутри него. Изобразить и оживить душу возможно только через ее внутреннюю борьбу. В конце концов, «вот новая драма».
Этот принцип, более или менее ярко выраженный, мы можем наблюдать в драме всех чисто-буржуазных драматургов, от Ибсена, Уайльда, Стринберга, Метерлинка до Эйленберга и Ведекинда.
Здесь обнаруживается определенное направление, определенная цель, определенная философия и все, что имеет свою определенную форму: форму действия, которое совершается в диалогах, в символи
ческом или в индивидуально-ассоциативном или в философском значении слов, т. е. в их абстрактном содержании. И наконец — путем победы индивидуально-литературно-этически-эстетического начала драмы над коллективным совокупно-действующим принципом, например, античной трагедии.
Иными словами, путь новой буржуазной драматургии вел все ближе и ближе к чистой литера
турной форме и все дальше и дальше от реальных форм театра и сцены.
Одновременно сцена, которая в виду определенности своих законов не могла приспособиться к лите
ратурной метафизике новой драмы, в свою очередь зашагала вперед, чтобы стать с веком наравне; но путь ее пошел параллельно пути изо-искусства.
И вот основная причина раскола драмы и сцены, о котором мы говорили выше. И вот причина того,
почему режиссеры создавали для аналитической или символической драмы импрессионистическую поста
новку. Характер-это дело литературы и автора, а постановка — дело режиссера и актера.
И. МАЦА
«Косматая обезьяна»Московский Камерный театр«Розита
работанный тип смешанно-классового театра, который образовался из старого театра путем некоторых его реформ и который по пути общей индивидуали
зации добился такой степени самостоятельности, которая должна была привести к расколу драмы
и сцены. Это станет яснее, если мы рассмотрим существенные результаты буржуазного театра, т. е. если рассмотрим самую глубокую проблему буржу
азной драматургии. Вот каким образом поставили вопрос новые буржуазные драматурги. Драма — это действие. Но действие не обычное, а «праздничное
Праздничное действие, в котором перед нами — перед коллективом публики — появляется «современный человек». Таким образом, чтобы определить характер новой драмы, мы прежде всего должны определить, что такое современный человек.
На этот вопрос наши драматурги отвечают не прямо положительно, а начинают с анализа чело
века в античной драме. (Подчеркиваем: человека не античного общества, а античной драмы). И они находят, что современный человек совсем не таков, каким был герой драм Аристофана или Софокла. После этого остроумного наблюдения они объясняют и то, почему он иной, — именно потому, что в античном
человеке (т. е. в человеке античной драмы) не было характера. Характер — это явление новой европей
ской культуры. (Подчеркиваем: характер вообще, а не буржуазный характер, как следовало бы сказать, не свойства мещанина капиталистической эпохи).
Теперь уже само собой ясно, что такое «новая драма» и какой она должна быть. Если центр человеческой жизни — характер, то, разумеется,
и драма современного человека должна совершаться только в этом центре, только в человеческой «душе». Это — с одной стороны.
А с другой — отвечая на вопрос, что должно совершиться, чтобы зародилась драма (т. е. «празд
ничное действие»), наши драматурги отвечают сле
дующее: в виду того, что характер — твердая, постоянная форма человеческой «души» и твердый центр в постоянном хаосе, и в виду того, что жизнь— это «хаос», в котором стоит человек со своим цент
ром, находясь в постоянном к человеку враждебном движении, — ясно, что каждый характер таит в себе зерно трагедии. Нужно лишь выявить это зерно, и мы получим драму.
Но дело на этом еще не кончилось. Всплывает еще один вопрос: что такое «жизнь»? Что такое тот «хаос», против которого человек создал свой «центр». Конечно, жизнь — хаос находится тоже в человеческой «душе», в человеческом сознании и опыте. Таким образом, когда характер выделяется из общей формы человеческого «духа», этот самый процесс уже является драматическим действием, в котором человеческая душа, воплощая одновременно и центр и хаос, борется против самой себя.
В каждой подлинно-новой драме, — говорит один из теоретиков новой буржуазной драматургии Б. Балаж, — совершается вот что: извлечение и вырисовы
вание внутреннего характера, чистого духа посредством сопротивления, противоположности, конфликта. Ибо мы узнаем, что кто-то в глубине души есть дей
ствительно кто-то только путем того, что мы узнаем, кто или что является его врагом внутри него. Изобразить и оживить душу возможно только через ее внутреннюю борьбу. В конце концов, «вот новая драма».
Этот принцип, более или менее ярко выраженный, мы можем наблюдать в драме всех чисто-буржуазных драматургов, от Ибсена, Уайльда, Стринберга, Метерлинка до Эйленберга и Ведекинда.
Здесь обнаруживается определенное направление, определенная цель, определенная философия и все, что имеет свою определенную форму: форму действия, которое совершается в диалогах, в символи
ческом или в индивидуально-ассоциативном или в философском значении слов, т. е. в их абстрактном содержании. И наконец — путем победы индивидуально-литературно-этически-эстетического начала драмы над коллективным совокупно-действующим принципом, например, античной трагедии.
Иными словами, путь новой буржуазной драматургии вел все ближе и ближе к чистой литера
турной форме и все дальше и дальше от реальных форм театра и сцены.
Одновременно сцена, которая в виду определенности своих законов не могла приспособиться к лите
ратурной метафизике новой драмы, в свою очередь зашагала вперед, чтобы стать с веком наравне; но путь ее пошел параллельно пути изо-искусства.
И вот основная причина раскола драмы и сцены, о котором мы говорили выше. И вот причина того,
почему режиссеры создавали для аналитической или символической драмы импрессионистическую поста
новку. Характер-это дело литературы и автора, а постановка — дело режиссера и актера.
И. МАЦА
«Косматая обезьяна»Московский Камерный театр«Розита