Я намеренно не говорю о поэтах. Формы поэтического творчества не справляются с тематикой, предъявляемой нашим временем. Искусственная подгонка рифм, которой занялся чуткий общественник А. Безыменский, привела только к сни
жению качества его вещей. Читатель не помнит его последних поэм и все еще любит за старые и др. стихи.
Через Я. Коробова, П. Замойского и др. молодая крестьянская литература тесно смыкается с пролетарской литературой. Сохраняя в языке деревенский облик, она своим содержанием свидетельствует об укреплении смычки города и де
ревни. Она также стоит на почве жизненной правды.
Некоторые товарищи пытаются огулом закричать «попутчиков», как будто Булгаков, Пильняк и немногие другие агенты новой буржуазии пред
ставляют полный идеологический облик нашей мелкобуржуазной литературы. Я держусь иной точки зрения. Я считаю плюсом — и не только нашей литературы — плюсом во всем советском итоге большую часть попутнической литературы. «Попутчики» многого не видят, многое остается для них за семью не
чатями; положительный тип нового человека, су
щество социалистического строительства, социальная динамика не могут быть ими даны. Ибо это озна
чало бы, что «попутчик
перестал существовать, что он перешел в лагерь пролетариата. И, однако,
попутчикам принадлежат
такие произведения, как «Города и годы», «Виринея» (Сейфуллина), «Конармия» (Бабель), «Бронепоезд», «Партизаны» (К. Федин), «Барсуки(Леонов), «Перегной» (Вс. Иванов), «Ветер
(Лавренев) и т. д. Наш читатель политическому разумению учится не по худож. литературе. И если произведение не является злым и лживым напа
дением на рабочий класс («Роковые яйца»), почему не рекомендовать нашему читателю ярко
зарисованные страницы нашей жизни? Возьмем для примера «Трансвааль» К. Федина. Писателя обвиняют, что он написал апологию кулачества. В самом деле, Сваакер — и мельник, и промышлен
ник, и организатор деревни, он — единственный создатель материальных ценностей во всей дере
венской округе. По Федину беднота деревни
бессильна, городские власти далеко, деревни не знают, ей не помогают. Если бы все в повести ограничивалось этим абсолютно неверным поло
жением, — конечно, место повести Федина было бы рядом с булгаковскими «Роковыми яйцами». Но автор лучшие художественные страницы своей повести посвятил отвратительному облику Сваакера,
его основанному на обмане втиранию в деревню и его хищному отношению к окружающим.
Сваакер лживо, актерски ведущий красные речи, Сваакер, хладнокровно убивающий крестьянина, выгоняющий из своего дома одну за другой ставших ему ненужными женщин, Сваакер — хищник, — этот Сваакер возбуждает классовую нена
Необходимо открыть и сделать доступными для трудящихся все сокро
вища искусства, созданные на основе
эксплоатации их труда и находившиеся до сих пор в исключительном распоряжении эксплоататоров.
(Программа РКП 1919 г. Отдел, посвященный нанародному образованию, п. 10).
висть. Нельзя с водой выплескивать ребенка. Надо относиться к писателю терпимо и терпеливо пы
таться переводить его на «коммунистические рельсы». Эту работу можно и нужно вести особенно с тем писателем, который был в революции и только потом «поставил ее на книжную полку».
В 1925 году было известное снижение тематики попутнической литературы. Но то, что в 1920 году дали и обещают дать Слонимский («Лавровы»), Лавренев, Каверин, Козаков, Баршев, свидетель
ствует о продолжающемся приближении большей части попутчиков к пролетариату. Мы сами отчасти мешали этому, не помогая писателю войти в нашу общественность, смотря сквозь пальцы на вульгарную и кружковую критику, форсируя идеоло
гические требования к попутчикам. А общий наш
рост, и в частности рост пролетарской литературы, свидетельствует, что мы можем ждать. Кто выживет, как общественный человек, кто захочет говорить на языке понятном и близком современному чело
веку, тот придет к нам, как неразрывно связались уже с нами Маяковский, Асеев. Третьяков, В. Инбер, Б. Лавренев.
На десятом году надо начать изживать наши минусы. Увлекшись плю
сами, я позабыл о них к самому концу статьи.
Одним «Цементомзадача показа рабочего, показа социалистического строительства не решена. В целом у нас в литера
туре пролетариата, строю
щего жизнь, нет. Это— огромный минус, через пару лет он сведет на нет все наши плюсы. Вряд ли справится с этой задачей уже выявившийся писатель. Ставя эту за
дачу, мы имели в виду необходимость дальнейшей ориентации на широкую и серьезную (т. е. критическую) поддержку начинающих рабочих-писателей.
Быт наш еще мало показан. В частности, не романтика хазы нужна, а реалистический протест против всесоюзного Чубарова переулка. Кто скажет, что это тенденциозная, узко публицистическая задача?
Калинниковские «Мощи», романовщина и есенинщина (а не Романов и Есенин) питают уродли
вые стороны нашего быта. Литература должна отобразить быт смело и ярко. Замазывать наши беды нельзя. Писатели должны объявить войну и
романовщине, и есенинщине, которые являются знаменем порнографии в советской литературе.
Наша литература на подъеме. С опозданием, но писатель научается выбирать из огромной со
кровищницы революции материал и лепить по нему жизнь.
На новом плане социалистического строительства этот процесс будет продолжаться с положи
тельными для нас итогами. Художник не может не заразиться величием наш то строительства, иначе его ждет смерть при жизни.
Писатель-клеветник сойдет на нет. Писатель колеблющийся, путающийся — эволюционирует к нам.
А. ЗОНИН
жению качества его вещей. Читатель не помнит его последних поэм и все еще любит за старые и др. стихи.
Через Я. Коробова, П. Замойского и др. молодая крестьянская литература тесно смыкается с пролетарской литературой. Сохраняя в языке деревенский облик, она своим содержанием свидетельствует об укреплении смычки города и де
ревни. Она также стоит на почве жизненной правды.
Некоторые товарищи пытаются огулом закричать «попутчиков», как будто Булгаков, Пильняк и немногие другие агенты новой буржуазии пред
ставляют полный идеологический облик нашей мелкобуржуазной литературы. Я держусь иной точки зрения. Я считаю плюсом — и не только нашей литературы — плюсом во всем советском итоге большую часть попутнической литературы. «Попутчики» многого не видят, многое остается для них за семью не
чатями; положительный тип нового человека, су
щество социалистического строительства, социальная динамика не могут быть ими даны. Ибо это озна
чало бы, что «попутчик
перестал существовать, что он перешел в лагерь пролетариата. И, однако,
попутчикам принадлежат
такие произведения, как «Города и годы», «Виринея» (Сейфуллина), «Конармия» (Бабель), «Бронепоезд», «Партизаны» (К. Федин), «Барсуки(Леонов), «Перегной» (Вс. Иванов), «Ветер
(Лавренев) и т. д. Наш читатель политическому разумению учится не по худож. литературе. И если произведение не является злым и лживым напа
дением на рабочий класс («Роковые яйца»), почему не рекомендовать нашему читателю ярко
зарисованные страницы нашей жизни? Возьмем для примера «Трансвааль» К. Федина. Писателя обвиняют, что он написал апологию кулачества. В самом деле, Сваакер — и мельник, и промышлен
ник, и организатор деревни, он — единственный создатель материальных ценностей во всей дере
венской округе. По Федину беднота деревни
бессильна, городские власти далеко, деревни не знают, ей не помогают. Если бы все в повести ограничивалось этим абсолютно неверным поло
жением, — конечно, место повести Федина было бы рядом с булгаковскими «Роковыми яйцами». Но автор лучшие художественные страницы своей повести посвятил отвратительному облику Сваакера,
его основанному на обмане втиранию в деревню и его хищному отношению к окружающим.
Сваакер лживо, актерски ведущий красные речи, Сваакер, хладнокровно убивающий крестьянина, выгоняющий из своего дома одну за другой ставших ему ненужными женщин, Сваакер — хищник, — этот Сваакер возбуждает классовую нена
Необходимо открыть и сделать доступными для трудящихся все сокро
вища искусства, созданные на основе
эксплоатации их труда и находившиеся до сих пор в исключительном распоряжении эксплоататоров.
(Программа РКП 1919 г. Отдел, посвященный нанародному образованию, п. 10).
висть. Нельзя с водой выплескивать ребенка. Надо относиться к писателю терпимо и терпеливо пы
таться переводить его на «коммунистические рельсы». Эту работу можно и нужно вести особенно с тем писателем, который был в революции и только потом «поставил ее на книжную полку».
В 1925 году было известное снижение тематики попутнической литературы. Но то, что в 1920 году дали и обещают дать Слонимский («Лавровы»), Лавренев, Каверин, Козаков, Баршев, свидетель
ствует о продолжающемся приближении большей части попутчиков к пролетариату. Мы сами отчасти мешали этому, не помогая писателю войти в нашу общественность, смотря сквозь пальцы на вульгарную и кружковую критику, форсируя идеоло
гические требования к попутчикам. А общий наш
рост, и в частности рост пролетарской литературы, свидетельствует, что мы можем ждать. Кто выживет, как общественный человек, кто захочет говорить на языке понятном и близком современному чело
веку, тот придет к нам, как неразрывно связались уже с нами Маяковский, Асеев. Третьяков, В. Инбер, Б. Лавренев.
На десятом году надо начать изживать наши минусы. Увлекшись плю
сами, я позабыл о них к самому концу статьи.
Одним «Цементомзадача показа рабочего, показа социалистического строительства не решена. В целом у нас в литера
туре пролетариата, строю
щего жизнь, нет. Это— огромный минус, через пару лет он сведет на нет все наши плюсы. Вряд ли справится с этой задачей уже выявившийся писатель. Ставя эту за
дачу, мы имели в виду необходимость дальнейшей ориентации на широкую и серьезную (т. е. критическую) поддержку начинающих рабочих-писателей.
Быт наш еще мало показан. В частности, не романтика хазы нужна, а реалистический протест против всесоюзного Чубарова переулка. Кто скажет, что это тенденциозная, узко публицистическая задача?
Калинниковские «Мощи», романовщина и есенинщина (а не Романов и Есенин) питают уродли
вые стороны нашего быта. Литература должна отобразить быт смело и ярко. Замазывать наши беды нельзя. Писатели должны объявить войну и
романовщине, и есенинщине, которые являются знаменем порнографии в советской литературе.
Наша литература на подъеме. С опозданием, но писатель научается выбирать из огромной со
кровищницы революции материал и лепить по нему жизнь.
На новом плане социалистического строительства этот процесс будет продолжаться с положи
тельными для нас итогами. Художник не может не заразиться величием наш то строительства, иначе его ждет смерть при жизни.
Писатель-клеветник сойдет на нет. Писатель колеблющийся, путающийся — эволюционирует к нам.
А. ЗОНИН