„Мейстерзингеры
(К возобновлению в Ленингр. Гос. Ак. театре оперы и балета)
До империалистической войны 1914 г. Вагнер занимал почетное место в репертуаре б. императорских театров. «Тангейзер», «Лоэнгрин», тетралогия «Кольцо Нибелунгов», «Тристан» — все эти произведения байрейтского маэстро, близкого друга ба
варского короля Людвига II, не сходили со сцены
б. Мариинского театра, вызывали общее восхищение, едва ли не большее, чем оперы русского репертуара, породили у нас культ Вагнера, как гениального музыканта и гениального реформатора оперного искусства. Вагнер вошел «в моду» у русской бур
жуазной интеллигенции и критическое отношение к вагнеровской оперной реформе вызывало обвинение в обскурантизме.
Но вот грянула война с Германией, и Вагнер, создатель «общечеловеческих» художественных ценностей, был тотчас же снят с репертуара, как композитор «враждебной» нации. Такому же остра
кизму подвергся Вагнер в «культурной» Франции. Оказалось, видите ли, что иноземное художественное творчество в буржуазном обществе имеет ценность постольку, поскольку оно согласуется с империалистическими интересами правящего класса данной страны. Война на политическом фронте вызы
вает войну на фронте искусства. Можно ли после этого говорить об «аполитичности», «внеклассовое» и «всечеловечности» художественной культуры буржуазного общества?
Прошли долгие годы всемирной бойни, уничтожены и искалечены были миллионы человеческих жизней «во славу культуры», вспыхнула революция в нашей стране, родилось на свет первое в мире рабоче-крестьянское государство, как залог будущего освобождения человечества от ужасов капиталистического империализма.
За это время произошел колоссальный сдвиг в советской художественной и, в частности, театральной культуре. В связи с новой социальной установкой послереволюционного искусства было пере
оценено богатое художественное наследие прошлого. В свете критического отношения к старым ценностям, основанного на марксистском методе, про
изведения буржуазного искусства приобрели для нас новый социальный и художественный смысл. Центр тяжести их оказался смещенным из идеологической плоскости в плоскость формальную. Утра
тив в значительной мере идеологическую действенность, они для нас эстетизировались, их упор ока
зался на форме выражения, а не на проникающей их идее. Наоборот, художественные произведения рево
люционного порядка, заражая своей идеей, своим волнующим содержанием, могут оказаться чрезвы
чайно действенными, несмотря на формальные не
достатки, которых мы не простили бы произведению старой художественной культуры.
Само собой разумеется, что театральное искусство только тогда имеет значение живого фактора культуры, когда оно не только восхищает своими худо
жественными достоинствами, но и убеждает зри
теля, утверждает его идеологически, отвечает его мировоззрению.
Сейчас однако мы еще не так богаты продукцией революционного искусства, чтобы мы могли отказаться в советском репертуаре от лучших про
изведений буржуазной культуры, тем более что усвоение опыта и художественных навыков прош
лого в видах приспособления их к новым целям входит в задачу нашего переходного времени. Поэтому загромождение репертуара, и особенно — оперного, старыми художественными ценностями — явление вполне закономерное, легко объяснимое и оправдываемое положением вещей.
Так приходится смотреть и на возобновление «Нюренбергских мейстерзингеров», которые за время нахождения в архивах акоперы приобрели для нас теперь совершенно иной смысл (другой вопрос, ко
нечно, насколько уместно приурочение премьеры этой оперы к годовщине Октября). Идя на пред
ставление «Мейстерзингеров», мы не ждем уже актуального спектакля, который как-то может отра
зиться на будущих судьбах русской оперы, на судь
бах русского музыкально сценического творчества. Действенная потенция «Мейстерзингеров» уже исчер
пана, как исчерпаны все возможности, открывав
шиеся оперной реформой Вагнера. Теперь уже ясно, что будущая опера, и тем более советская опера, по пути Вагнера не пойдет. Это справедливо даже по отношению к Зап. Европе, где культ Вагнера отходит в область истории. Таким образом «Мейстерзингеры» целиком принадлежат к т. наз. ака
демическому искусству, т. е. искусству вчерашнего дня, искусству музейному в смысле отсутствия в нем оплодотворяющей будущее творчество потенции.
Только так мы можем относиться к «Мейстерзингерам», этому своеобразному произведению величайшего по силе дарования и мастерству музыкального националиста Германии, провозвестника империалистических чаяний немецкой буржуазии, потерпевших крах в минувшую всемирную войну.
Правда, «Мейстерзингеры» не так характерны для социально-творческого облика Вагнера, как, напр., «Кольцо Нибелунгов», — грандиозная музы
кально-сценическая эпопея, служащая величавым художественным памятником буржуазной культуры объединенной Германии. «Мейстерзингеры» черпают свой сюжет из старой цеховой жизни немецкого народа. Здесь нет ни богов, ни сказочных героев, нет напыщенного величия излюбленных Вагнером
образов и положений, нет туманной философии и мистики. С этой стороны «Мейстерзингеры» сейчас ближе для нас, чем другие произведения Вагнера.
Но все же нельзя упускать из виду, что народная жизнь изображена здесь идиллически, сквозь призму буржуазного прекраснодушия. Буржуазия в пору своего могущества не замечала социальных противоречий. Она была упоена своей силой, и народ, который пока что поддерживал ее в осущест
влении ее стремлений, рисовался ей в розовых тонах. Подчеркнутый национализм служил спайкой между верхами и низами общества и ограждал непоколебимость «установленного порядка».
С этой точки зрения понятно, что в «Мейстерзингерах» провозвестником нового «свободного» искус