Б. М. Кустодиев
«Блоха» (Москва)
ников театра. Недавнее прошлое ленинградских художников театра это «Мир Искусства»: изыскан
ное и утонченное декорирование сцены красочными пятнами, плоскостями и живописными гаммами удачно подобранных цветов. Эстетический театр по преимуществу. Продолжение и развитие старин
ных традиций оперных и балетных декораторов, подобно Пьетро Гонзага считавших, что сцена есть
прежде всего «музыка для глаз» («La musique des yeux»— так озаглавил Гонзага свой трактат об искусстве театрального декоратора).
Мастером оперно-балетного стиля, тонким знатоком оперной сцены является старейший член ленинградской группы — Головин. Он создал вели
колепное декоративное зрелище в «Орфее» — опере Глюка и перенес праздничные, оперные декорации на сцену драматического театра («Маскарад», «Дон- Жуан»). В сравнении с мастерством большого опер
ного стиля Головина, ретроспективные «увражи» Александра Бенуа кажутся мелкими и бледными.
Но и они утверждали на сцене драматического театра то, что было выработано для оперы и для балета Западной Европы.
Так образовалась школа и создались традиции театральной живописи ленинградских художников. Они шли от оперы и балета, от старинных масте
ров придворных спектаклей и подкреплялись богатым художественным окружением искусства XVIII века,
которое сохраняется в пригородных дворцах-музеях Ленинграда. Театр—есть «зрелище для глаз». Эта
старинная формула придворной сцены, оказалась вдохновительницей целого периода современного театра в Ленинграде и своего рода защитой и охраной старых традиций от новых веяний.
Эта формула может выполняться различно. Ее можно провести на сцену различными средствами,
приемами импрессионизма, кубизма, супрематизма и т. д. Но при всем различии приемов ее осуществления, она остается по существу неизменной.
Если Ходасевич создает изящные и тонко продуманные костюмы для «Виндзорских приказниц
(театр Народной Комедии) или насыщает сцену красочными тонами, передающими атмосферу экзо
тической пустыни («Капитан Брасбаунд» в Боль
шом Драмат. театре), то созерцательно-эстетическое отношение к театру воплощается в строгих выдер
жанных формах. Если Кустодиев стилизует вещи и костюмы под русский лубок («Блоха» в Б. Др. театре), то «зрелище для глаз» снижается, все же оставаясь на уровне художественного кабаре (как его утвердил в свое время Балиев в «Летучей мы
ши») и услаждая зрителей игрой с нарядными куклами вне связи с запросами современности. Если же Бобышев пишет декорации для комической оперы XVIII века («Похищение из сераля» Моцар
та в Малом Акад. Оперном театре), то «зрелище для глаз» теряет свои четкие очертания. Но при всем различии изобразительных средств и уровня художественного вкуса, наблюдаемого у «декораторов» в тесном смысле слова, формула их отноше
«Желтая кофта
М. П. Бобышев«Монна Лиза
«Блоха» (Москва)
ников театра. Недавнее прошлое ленинградских художников театра это «Мир Искусства»: изыскан
ное и утонченное декорирование сцены красочными пятнами, плоскостями и живописными гаммами удачно подобранных цветов. Эстетический театр по преимуществу. Продолжение и развитие старин
ных традиций оперных и балетных декораторов, подобно Пьетро Гонзага считавших, что сцена есть
прежде всего «музыка для глаз» («La musique des yeux»— так озаглавил Гонзага свой трактат об искусстве театрального декоратора).
Мастером оперно-балетного стиля, тонким знатоком оперной сцены является старейший член ленинградской группы — Головин. Он создал вели
колепное декоративное зрелище в «Орфее» — опере Глюка и перенес праздничные, оперные декорации на сцену драматического театра («Маскарад», «Дон- Жуан»). В сравнении с мастерством большого опер
ного стиля Головина, ретроспективные «увражи» Александра Бенуа кажутся мелкими и бледными.
Но и они утверждали на сцене драматического театра то, что было выработано для оперы и для балета Западной Европы.
Так образовалась школа и создались традиции театральной живописи ленинградских художников. Они шли от оперы и балета, от старинных масте
ров придворных спектаклей и подкреплялись богатым художественным окружением искусства XVIII века,
которое сохраняется в пригородных дворцах-музеях Ленинграда. Театр—есть «зрелище для глаз». Эта
старинная формула придворной сцены, оказалась вдохновительницей целого периода современного театра в Ленинграде и своего рода защитой и охраной старых традиций от новых веяний.
Эта формула может выполняться различно. Ее можно провести на сцену различными средствами,
приемами импрессионизма, кубизма, супрематизма и т. д. Но при всем различии приемов ее осуществления, она остается по существу неизменной.
Если Ходасевич создает изящные и тонко продуманные костюмы для «Виндзорских приказниц
(театр Народной Комедии) или насыщает сцену красочными тонами, передающими атмосферу экзо
тической пустыни («Капитан Брасбаунд» в Боль
шом Драмат. театре), то созерцательно-эстетическое отношение к театру воплощается в строгих выдер
жанных формах. Если Кустодиев стилизует вещи и костюмы под русский лубок («Блоха» в Б. Др. театре), то «зрелище для глаз» снижается, все же оставаясь на уровне художественного кабаре (как его утвердил в свое время Балиев в «Летучей мы
ши») и услаждая зрителей игрой с нарядными куклами вне связи с запросами современности. Если же Бобышев пишет декорации для комической оперы XVIII века («Похищение из сераля» Моцар
та в Малом Акад. Оперном театре), то «зрелище для глаз» теряет свои четкие очертания. Но при всем различии изобразительных средств и уровня художественного вкуса, наблюдаемого у «декораторов» в тесном смысле слова, формула их отноше
«Желтая кофта
М. П. Бобышев«Монна Лиза