ТЕМАТИКА РЕКОНСТРУКТИВНОГО ПЕРИОДА

Огромный переворот в экономике, в социальных οтношениях, в быте нашей страны, двинувшейся в форсированное со
циалистическое наступление, начинает сказываться и в театре. С опозданием против жизни, с опозданием также против не
которых смежных искусств, в особенности кинематографии, театр начинает переключать свой репертуар на рельсы тема
тики реконструктивного периода. Ряд спектаклей такого рода уже прошел в сезоне. Еще большая группа их подготавливается сейчас в московских, ленинградских и иных театрах.
Важнейший участок тематики пятилетки—тематика социалистического соревнования и командных высот в промышленности нашла свое первое отражение в спектаклях «Клеш задумчивый», «Высоты» Либединского, «Выстрел» Безыменского (Трам и театр Мейерхольда). Готовятся спектакли «Темп» По
година (театр им. Вахтангова и Ленингр. Красный театр), «Переплав» В. Щеглова (театр Пролеткульта), «Фронт» (Крас
ный театр). Тематика деревни, в течение ряда долгих лет почти никак (исключение—«Виринея») не затрагиваемая в театре, сейчас, в связи с бурным процессом коллективизации де
ревни и с огромным ростом интереса к ней, вторгается на сцену. Ставится «Ярость» Яновского (Госагиттеатр, Госдрама, театр им. МГСПС), готовятся «Авангард» Катаева (театр им. Вахтангова и Бол. Драм. театр), «Целина» (ΤΡΑΜ). Проблема людских кадров в обстановке социалистического строительства затрагивается в спектаклях «Партбилет» (театр Ре
волюции), «Чудак» (2-й МХТ), «Наталья Тарпова» (Камерный театр).
Список этот (список, разумеется, далеко неполный) в достаточной степени пестр по характеру и качеству как драматургов, так и театров, в нем заключенных. Тем не менее объективность требует отметить, что никогда еще со времени замечательного, но короткого расцвета современной тематики в советской драматургии в торжественные дни празднеств 10-летия Октября, наш театральный фронт во всем его многообразии не поворачивался так решительно лицом к проблемам
современости, как именно сейчас. Это свидетельствует о гигантской плодотворящей силе начавшегося социалистического наступления, в порыве своем мощно увлекающего и искусство.
Являющийся явной параллелью к этому процессу поворот всего массива советской литературы в той же тематике реконструктивного периода (см. декларацию Союза Советских Писателей) еще резче подчеркивает размах начавшейся ломки в идеологическом творчестве.
Но еще более отчетливо выступают в свете этого общего оживления тенденции, характерные для основных течений в нашем театре, а в конечном cчете и для остальных обществен
ных сил, за ними стоящих. Не случайно, конечно, что один
из театров мхатовской системы (да и то пока еще лишь один), МХТ 2, подошел к многообразной тематике реконструктивного периода под углом зрения интеллигента и роли интел
лигенции в революции. Свою заявку на тематику пятилетки он сделал прославлением беспартийных энтузиастов в революционном строительстве, мечтателей-«чудаков». Разумеется, и это—некоторый вклад, а для МХТ 2, таки прямой шаг вперед. Но все же этим шагом театр мхатовской системы отчетливо ограничил свою поневоле довольно узкую роль в разработке «пятилетки».
Несомненно, более широкое значение приобретает другой вопрос, связанный с постановками типа «Высот», «Партбилета», «Натальи Тарновой» и «Переплава». Эти по качеству, а отчасти и по направленности своей, далеко не равноценные спектакли объединены генеральным признаком, тем, что они пытаются разработать проблематику реконструктивного периода в прие
мах, так или иначе продолжающих традиционную систему драматургии и театра. О «Высотах», о чеховском характере этой пьесы, писателя-коммуниста и о том, как сказалась эта чеховская манера на изображении командных высот нашей промышленности,—писалось уже не раз.
Еще в неизмеримо большей степени сказались те же противоречия в судьбе постановок «Партбилета» и «Натальи Тар

ЗА РЕКОНСТРУКЦИЮ БЫТА

«... Мы должны бороться против буржуазии военным путем и еще более путем идейным, путем воспитания, чтобы привычки, навыки, убеждения, которые рабочий класс выра
батывал в себе в продолжение многих десятилетий в процессе борьбы за политическую свободу, чтобы вся сумма этих привычек, навыков и идей служила орудием воспитания всех трудящихся...»
Я потому позволил себе подчеркнуть в этой цитате из статьи Владимира Ильича слова: «привычка, навыки, убеждения, идеи», что сам Владимир Ильич всегда, когда говорил о культуре, нарочито подчеркивал сугубую важность преодо
ления «навыков», привитых и прививаемых буржуазным строем с его «обломовщиной»—всякого рода обывательских мораль
ных, эстетических и религиозных «предрассудков», «суеверийи противоставления им «навыков» революционного пролета
риата. «Обломовщина» в глазах Владимира Ильича являлась страшной силой реакционной косности, прочно угнездившейся в недрах подсознания и обнаруживающей свое враждебное задачам пролетариата лицо, во всей его неприглядности, лишь в самые острые, ответственные, боевые моменты, обычно же расплывающейся в нудной, серой повседневной мягкотелости. «Россия проделала три революции, а все же Обломовы оста
лись,—писал Владимир Ильич,—так как Обломов был не только помещик, а и крестьянин, и не только крестьянин, а и интел
лигент, и не только интеллигент, а и рабочий и коммунист. Старый Обломов остался, и надо его долго мыть, чистить, трепать и драть, чтобы какой-нибудь толк вышел». Обломовщина тем и сильна, тем и страшна, что она обычно почти незаметна,—так крепко и прочно въелась она во все поры жиз
ненного обихода, повседневного быта, унаследованного от царизма и до сих пор до конца еще далеко не изжитого. «Обломов был не только интеллигент, — говорит Владимир Ильич, — а и рабочий и коммунист». И разве не рабочие, не ком
мунисты стоят у нас сейчас во главе наших трестов и не они ли порою, вместо того, чтобы бороться со всякого рода пошля
тиной, как ржа, потихонечку, да помаленечку, из-дня в день, разъедающей сталь революционной воли пролетариата, — сами же протискивают эту возмутительную скверну, эту гниду, эту специфическую вошь обывательщины во все мельчайшие изгибы нашего быта? За что ни возьмись,- будь то папиросы, обложка—того или иного вида продукции, этикетка, открытка, бумажка от конфет и пр. и пр. и пр.,—всюду, на каждом шагу назойливо лезет вам в глаза скрытая или раскрытая «клубничка», благопристойная полупохабщина, фокстротом или
иначе как именуемая. В сотнях тысяч, в десятках миллионов экземпляров расходятся они по нашему Союзу и делают свое
«культурное» дело, прививают, «навыки», мысли и чувства, воспитывают молодежь.
Еще более растлевающее действие оказывают и прочие предметы обихода, выпускаемые нашим производством. Пора, товарищи, вплотную подойти к проблеме художественного оформления. Неужели же вы думаете, что деловитая, практичная, расчетливая буржуазия так себе, впустую, зря, без всякой политической к тому установки, уснащала все вещи, предназначенные обслуживать обывателя, художественными придатками. Ведь так называемое «прикладное искусствок тому и сводилось, что оно «прикладывалось» к предметам массового потребления и своей буржуазной художественной оболочкой скрывало ценность вещи, как продукта, производства. Момент труда, идея труда, проблема труда настойчиво
маскировались. Их заслоняла художественность оформления, толкавшая не к раздумью над «проклятыми» для буржуазии вопросами, не к пробуждению пытливости мысли, инициативы, энергии и не к закалке воли, к борьбе за интересы «труда», а, наоборот, к размягчению воли рабочего класса
путем любования, смакования, раздразнивания низменных инстинктов сластолюбия, изнеженности чревоугодия, сладострастия, честолюбия. И этакую-то отраву с усердием, достойным лучшего применения, наш обломовец-трестовик всу
чивает революционному пролетариату, льет воду на мельницу классового врага своего!
Пора изжить до конца безразличное отношение к проблеме художественного оформления. Теперь, повидимому, все уже усвоили, что в классовом строе нет аполитичной науки, нет науки внеклассовой. Но почему-то для искусства все еще делают отступление. Картины, скульптура — ну, те, разу
меется, насыщены классовым содержанием. А стул, фарфор, раскраска ткани... о какой же классовости может тут итти речь? Не наивно ли так рассуждать? И не пора ли начисто отрешиться от такой установки? Дайте вещеведу любую старую вещь, и он безошибочно определит вам эпоху и сослов
ную группу, где этот предмет бытовал. Предмет неотделим от класса, его породившего. И тот, кто окружает революци
онный пролетариат классово-враждебными вещами, делает антиреволюционное дело, крепит «обломовщину», готовит почву для всякого рода «хвостизма».
Лозунг «борьба за новый быт» — оборотная сторона социалистической реконструкции. Одно от другого неотделимо. В понятие «производительные силы» входят орудия произ
водства и живая человеческая сила. Индустриализировать производство — это значит поднять на высоту последних до