После просмотра новых фильм обычно между представителями разных кино происходят жаркие битвы за обладание картинами и,
конечно, хлам попадает главным образом не в центр, посещаемый преимущественно нэп
манами, а на окраины, посещаемые главным образом трудящимся населением.
За последнее время в распределение лент по кино-театрам внесена еще большая беспорядочность.
Теперь кино-театры узнают о том, что у них будет демонстрироваться на экране, чуть ли не в самый день показа новой фильмы. Можно себе представить, какую лихорадоч
ность и какой сумбур вносят в работу кино
театра такие порядки. При таких условиях невероятной спешки не могут быть прора
ботаны как следует ни самый показ картины, ни музыкальное сопровождение фильм, кото
рое находится у нас в полном загоне. Более того, из-за такого несвоевременного полу
чения картины не может быть оборудована даже реклама, составляющая важную коммер
ческую сторону дела, и посетитель кино до последнего момента не знает, что ему будет поднесено на текущей неделе.
Все это свидетельствует о бесхозяйственности, бессистемности и бестолочи в ведении у нас кино-дела. Ни одно предприятие чисто театральное не могло бы позволить себе такого отношения к своему посетителю. Ки
ношники же слишком избалованы вниманием своих зрителей. Но есть же всему предел!

Памяти собрата

Такой цветущий, жизнерадостный, полный сил человек, как Лариса Рейснер, вдруг выбыл из первых рядов советской журналистики. И совершенно ясно, что место ее останется пустым, если только счастливое сочетание природных дарований не выдвинет другого, столь же своеобразно талантливого писателя, как она.
В нашей газетной среде, пожалуй, она одна имела право называться не только бойцом, но и художником. Художников в газетной семье вообще мало. Но такого сочетания тонкого художественно-литературного дарова
ния с истинно боевым темпераментом революционерагазетчика мы в советской печати не имеем.
Вот мы все успокоились. Кто углубился в поэзию строительства, кто—в мирные, сравнительно, „бури“ борьбы с искривлениями и извращениями государствен
ного организма, кто—в живописание гримас нашего неустоявшегося быта.
А Ларису Рейснер тянуло к настоящим бурям. И едва в Гамбурге запахло бурями, она оказалась там, чтобы своим пером перенести нас в гущу пролетарских боев за коммунизм. Под ее пером далекие туман
ные образы стали поразительно яркими, знакомыми, родными. Оказалось, что гамбургский грузчик удиви
тельно похож, скажем, на луганского токаря. Он также ненавидит эксплоататоров, он также беззаветно храбр
в боях с сильнейшим противником, он также презирает опасность. И он также умеет в нужные моменты отступать, чтобы собрать силы для нового штурма. Гамбург
ские пролетарии, герои баррикадных боев стали нам
ближе, роднее, когда о них нам рассказывала Лариса Рейснер.
А господа Круппы и иные властители современной буржуазной Германии,—много ли мы о них знаем, кроме
общих положений и некоторых цифр? Но знать их нам надо. И Лариса Рейснер, едва отдохнув от впечатлений Гамбурга, проникает в кабинеты крупповских директоров, вбирает в себя впечатления от встреч с магнатами ми
рового капитала, чтобы рассказать нам, как они живут и правят.
Перед крупповскими властителями была всего только элегантная, интересная русская журналистка, которой интересно,—для разнообразия, вероятно,—познакомиться
с промышленностью Германии. А несколькими часами раньше или позже эта самая элегантная журналистка сбрасывала с себя чуждую маску, пробиралась при по
мощи немецких коммунистов в шахты Рурского района и там являлась перед шахтерами в своем подлинном виде—русской революционерки. Там, в глубоких шахтах,
она выслушивала их речи, отвечала на их вопросы, искала нити от сердца к сердцу — от немецкого к московскому.
Я никак не могу забыть одного из замечательнейших ее фельетонов последнего времени. Он был напечатан в „Гудке“ под заголовком „Молоко“.
Никогда никто с такой яркостью не вводил нас в быт и экономику немецкого рабочего. Вот ранним утром по лестнице большого дома поднимается разнос
чик свежего молока. Лариса Рейснер приглашает вас следовать за ним в каждую квартиру. Вы видите, какой ценой достается рабочей семье жалкая кружка молока. Вы видите грани нищенского существования. Вас зна
комят с такими рабочими семьями, в которых молоко исчезло со стола. Попутно вы проникаетесь думами и настроениями дауэсизированной рабочей Германии.
Перед вами жгучая драма поколений — старого и молодого. Словом, пятиминутного пробега молочного разносчика по лестницам населенного рабочими дома оказалось достаточно, чтобы под острым талантливым пером художника-журналиста, как на освещенном экране, предстала перед нами не в сухих цифрах и диаграммах, а в живых незабываемых образах подлинно страдающая и борющаяся рабочая Германия.
Минувшим летом, проезжая по Иваново-Вознесенской губернии, я побывал недолго в селе Царском.
Разговорился с пожилым крестьянином-кустарем. Он стал спрашивать о Ларисе Рейснер. — Откуда он ее знает?—заинтересовался я.
— Да как же... Она была в нашей деревне. Очень всем интересовалась по хозяйственному вопросу. Расспрашивала, как мы гребешки делаем, как сельское хо
зяйство ведем. В нашей хате и ночевала. Потом в центральной газете про наше село написала. Очень правильно написала. И как это она сразу все ухватила?